
Онлайн книга «Закат над лагуной»
– Piano, caro, piano [36], – сказал Казанова гондольеру. Гондола притормозила, установив среднюю скорость. Преследователь захотел насладиться этой сладкой погоней, впитать в себя всю красоту этого момента, этого дня, этого города – своего города! Красоту, про которую он уже почти забыл, красоту этих чопорных дворцов, с окнами, свидетельствующими о столетних тайнах; дворцов, построенных на самом прочном фундаменте – на воде! Вода – это же пристанище беспочвенных странников, приют бесприютных! Проплывая под мостом Риальто, Казанова поражался – как уже тридцать лет не поражался – воображению и трудолюбию венетов. Какой необузданной гениальностью надо обладать, чтобы построить на каких-то заболоченных клочках земли целую цивилизацию?! Какой порыв и волю надо иметь, чтобы укротить и обтесать эту дикую природу и возвести на ней бесконечное количество архитектурных шедевров?! Недаром говорят, что слово «Венеция» происходит от латинского «Venus» – любовь, вожделение. Только с любовью человек задумывает и создает красоту. Гондола с фрейлинами причалила у гостиницы «Леон Бьянко». Борщова и Нелидова дали гондольеру две монетки и скрылись с Александрой в вестибюле. Гондольер подпрыгнул. – Santo siel! Do zecchini! Xe na benedission! Torne’ presto signor! Ve speto qua! No me movè! Ve speto qua! [37] В номере Нелидова и Борщова видели, что Александре все еще было не по себе. Она сидела на стуле, рассматривая пол, даже не сняв шубу. – Что с тобой, дорогая? – спросила Борщова, причесываясь. – Я никогда тебя не видела в таком состоянии. – Да, Александра, ты последнее время что-то отсутствуешь, – добавила Нелидова, надевая вечернее платье. – В кафе ты была совершенно подавлена. А на балу тогда вообще исчезла куда-то. Это чудо, что гофмейстерина этого не заметила. – Все в порядке? Александра не отвечала. – Александра! – Что? Ой, прости, Катя. – Что происходит? Что-то случилось? – Борщова подошла и присела возле Александры. – В каком смысле? – Я имею в виду тут, в Венеции. Тебя что-то беспокоит? Тебе что-то сказали? Может быть, тебя обидели? – Не знаю. – Она не знает, – Нелидова хихикнула, любуясь собой в зеркале. – Скажи мне. Что случилось? Ты все волнуешься об отце? – спросила Борщова деликатно. – Пожалуй, да, – Александра не знала, был ли это правильный ответ, но он ей показался разумным. – Милая, все будет хорошо. Я уверена. – Спасибо, Наташа. – Зная его, я уверена, что он никого не оскорблял. Раскритиковал – да, наверно. Но не оскорблял. Твой отец – почтительный, достойный человек. Он может быть откровенным и порой слишком уверенным в себе, но он никогда не оскорбит чужое достоинство. – Слишком уверенный в себе? – Александра удивилась, что Борщова так выразилась. – А как иначе человек должен себя вести в таких обстоятельствах? Просто стоять, улыбаться и терпеть всю эту несправедливость? – Я его не осуждаю, Александра. У всех людей свой темперамент. Может быть, он был прав. Я не знаю, как это все произошло. – Кто-то должен был заступиться. Иначе был бы полный произвол. – Да, я понимаю. – Я считаю, что тебе надо быть очень осторожной, Александра, – сказала Нелидова прямолинейно. – Очень осторожной. Так я считаю. На твоем месте я бы не заходила далеко. Ты знаешь, о чем я говорю. – Нет, я не знаю. О чем ты говоришь, Катя? – спросила Александра. – Ну? Скажи мне. – Я хочу сказать, что при ситуации, в которую попал твой отец, было бы мудро с твоей стороны не раздражать великокняжескую чету. Лучше сидеть тихонько и быть благодарной, что состав нашей свиты не изменился. Ты согласна? – Катя, не говори так, – сказала Борщова. – Ой, Наташа, не делай вид, что ты не знаешь, о чем я говорю. Я уверена, ты об этом тоже задумывалась. Борщова взглянула на закутанную в шубу Александру. – Нет, я не задумывалась. Потому что я знаю, что отец Александры ни в чем не виноват. Я знаю, что он никого не оскорблял. – А зачем его тогда уволили из академии и посадили под домашний арест… – Его не посадили под домашний арест! – Александра резко встала и бросила шубу на стул. – Мне так сказали, – ответила Нелидова. – Мне лучше знать, Катя. Он мой отец! – Прости, – Нелидова подошла и обняла Александру. – Я не хотела тебя обидеть. Правда. Я не говорю, что твой отец оскорбил корону. Я просто считаю, что тебе надо быть более осторожной. Даже тут, в Венеции, далеко от Петербурга. Малейший проступок может усугубить ситуацию. Понимаешь? Александра изучала кошачьи глаза Нелидовой внимательно. Та улыбнулась понимающе. Борщова почувствовала, что подруги знали друг о друге больше, чем они это показывали. – Катя, Александра, прекратите! Немедленно! Александра, твоего отца скоро реабилитируют, и он вернется на свое место. Это просто было недоразумение. И этот случай не первый в академии. – Точно, – добавила Нелидова с мерцающей улыбкой. – Но я согласна с Катей. Нам лучше не теряться здесь. Ради всех. Нам надо держаться вместе. Я понимаю, этот город предоставляет много соблазнов, но надо держаться вместе. Хорошо? Александра отвернулась. Борщова услышала чей-то возглас, раздавшийся на заднем дворике гостиницы. – Добрый день! Добрый день! – крикнули громче. Борщова открыла окно. – О, синьор Казанова! Добрый день. – Здравствуйте, – он снял треуголку. – Прошу прощения, а Вы не позовете мадмуазель Снежинскую? – Александру? – Да. Борщова задержала на нем любопытный взгляд. – Сейчас. Из гостиницы выходили иностранцы – англичане, французы. Казанова видел офицеров из русской свиты. Его ничего не смущало, ничего не сдерживало. Он чувствовал себя, как лучезарное небо, как прозрачная утренняя вода в мелководье лагуны. У окна появилась Александра. – Какой прекрасный день сегодня! Не правда ли, мадмуазель? К ее бледному лицу вернулся румянец, и глаза оживились. – Как Вы узнали, где находится наш номер, месье? – спросила она. – Чуть-чуть фортуна, чуть-чуть разум, – Казанова наклонился чуть-чуть влево и чуть-чуть вправо. |