Онлайн книга «Закат над лагуной»
|
– Еще как! – Интересно, какое зрелище нас ждет сегодня. Я даже не знаю, что надевать. Меня во всех туалетах уже видели. – А зачем ты надела этот красный пояс? – Тебе не нравится? – Фасон – очень, но что за цвет? – А что с ним? – Слишком яркий. – Как мулета. Графиня сделала жест тореадора. – Я должен тебя разочаровать, однако. В Венеции охота на быков – это не как испанская коррида. – Как? – графиня чуть расстроилась. – У них нет тореадора. – Правда? – Бык сражается с собаками. – Что ж это за сражение? – К тому же бык кастрирован. – Это что значит? – Ну, как тебе сказать, лапонька? Он не совсем мужественен. Постучали в дверь. В номер вошла гофмейстерина Бенкендорф с озабоченным выражением лица. – Аня, что случилось? – спросила графиня Салтыкова. Бенкендорф, тоже принарядившись к очередному мероприятию, плотно закрыла за собой дверь и прижала указательный палец к губам. – Есть определенные сведения, – обратилась она к графу. – Малопристойные, я боюсь. Салтыковы ее окружили. – Что случилось? – спросил граф. – Должна Вам доложить, что наша мадемуазель Снежинская не ночевала в гостинице. – Как? – вскрикнула графиня. – Ш-ш-ш… Она явилась только под утро. Графиня схватилась за голову. – А где же она была? – спросил Салтыков. – Загуляла девушка, загуляла, – Бенкендорф подняла бровь. – В каком она состоянии? – Непонятно. – С кем она была? – Вчера видели, как она вышла из театра и удалилась с синьором Казановой. – С Казановой! – графиня попятилась назад в испуге. – Это же… это же… – Какие меры хотите, чтобы я предприняла, Ваше Сиятельство? – черство спросила Бенкендорф. – Меры? А… – Салтыков растерялся. – Ну… – Ну! – торопила его супруга. – Дайте мне подумать минутку. – Как скажете. – Подумать! – возмутилась графиня. – О чем тут думать! Это позор! Это полный позор! – Вы пока спускайтесь, Анна, – сказал Салтыков. – Мы скоро придем. – Хорошо. Бенкендорф вышла. – Коля, это все очень серьезно. Этот случай срамит русскую корону. Ты понимаешь? – Не преувеличивай, Наташа. – Что? Ты знаешь, кто такой Джакомо Казанова! Ты знаешь, что о нем говорят! – Да, слыхал. – Он же… он же… он же законченный развратник! Бесчестный, бесстыдный мошенник! Он пересидел во всех тюрьмах Европы! Он беззаконник, чернокнижник, дуэлист, самый настоящий подлец! – Не надо так жестоко. Нельзя людей судить. Откуда мы знаем… – Он порочит чистоту русской нации с его… с его… с этой западной безнравственностью! Я не понимаю, как только могла наша императрица допустить его к себе! – Если ты не заметила, она тоже приехала в Россию не из Китая. – Неважно. Ты должен тут же сообщить об этом Павлу Петровичу. – Подожди, подожди. Мы же не знаем, что произошло – где они были, что они делали, была ли она вообще с ним. То, что она не пришла в гостиницу, это да, неуважительно. – Да тут все понятно. Снежинскую надо наказать! – графиня закрутилась. – Я так и знала, Коля! Я так и знала, что эта безбожная Европа испортит наших невинных девушек! – Не волнуйся, дорогая. Все наладится. Я сейчас дам распоряжение, и увидишь, все наладится. – Я так и знала, я так и знала! * * * Овальный амфитеатр в середине площади Сан-Марко заполнялся патрициями. Они заходили со стороны базилики через громадную восемидесятифутовую Триумфальную арку, украшенную рельефами героев Олимпа. На противоположной стороне арены, напротив церкви Сан-Джеминиано, возвышался двухэтажный деревянный теремок с большими хрустальными окнами. Его второй этаж служил специальной зрительной площадкой и был соединен с залами Старых Прокураций длинным коридором. – Ой, как много людей! – испугалась графиня дю Нор, идя по коридору и проверяя прочность пола. – Неужели они все… то есть неужели все эти люди поместятся в амфитеатре? Пьяцца Сан-Марко была залита бушующим народом. Не было ни одного безлюдного пятнышка на целой площади. – Не беспокойтесь, мадам, – уверенно сказал прокуратор Пезаро. – Сначала в амфитеатре будут сидеть патриции, а потом поменяются местами, и во время второго акта арена будет предоставлена народу. – Что? – удивился граф дю Нор. – Вы хотите сказать, что во время целого первого акта народ будет стоять снаружи? – Да, Ваше Сиятельство. – А Вы не волнуетесь, что возникнут… ну, как сказать, беспорядки. Ведь все-таки вы же понимаете, народ есть народ. Любит протестовать и бунтовать, когда скапливается. Иначе он бы не был народом. Пезаро и другие венецианские чины широко улыбнулись. – Все под контролем, Ваше Сиятельство. Когда наш народ скапливается, его объединяет только чувство праздника. – Хорошо. Как скажете, Ваше Высочество. Великокняжеская чета села в первый ряд у окон, наслаждаясь дивным видом на арену и на базилику позади нее. Даже в этот бессолнечный день мозаики на фасаде храма привлекали своим матовым мерцанием. Симметрично по бокам стояли Старые и Новые Прокурации, и шпиль кампанилы, казалось, пронзал низкое небо. Увидев почетных гостей, патриции в амфитеатре захлопали, а цесаревич, отвечая поклонами, вдруг заметил одно знакомое лицо на трибунах. – Так это же… это же синьор Казанова! – обрадовался он. – Да, это он! – воскликнула графиня. – Синьор Казанова! – цесаревич привстал и замахал руками. – Синь ор Казанова! – Здравствуйте! Здравствуйте! – графиня кончиками пальцев нежно постучала по стеклу. – Мы здесь, мы здесь! Казанова услышал их голоса и, делая вид, что эта встреча была лишь случайным совпадением, предстал перед теремом. – О, добрый день, граф и графиня дю Нор! Как приятно вас видеть! Я не знал, что вы придете на это мероприятие. – Вы нас потрясли вашим вчерашним выступлением! – восторгался цесаревич. Казанова хотел, чтобы как можно больше людей услышали эти слова. – Что? – он указал на стекло между ним и цесаревичем. – Я не слышу. |