Книга Трудно быть другом, страница 48 – Виктор Штанько

Апельсин тоже глаз не отрывает от рыб, даже мурлыкать перестал. Он обожает смотреть фильмы про рыб и прочий животный мир.

Мышонок утихла – спит, отдыхает от диезов и бемолей.

Денис забрался в кресло, взял книжку, что подарили в храме, – о жизни великого святого Сергия. Никогда не читал ничего похожего!

Звонок в прихожей – отец! Только он так звонит! А то под ложечкой стало уже как-то посасывать – нет и нет его…

– Денис! – заговорил отец, едва переступил порог. – Со мной никогда такого не бывало! Я почувствовал, как освобождаюсь от всей той грязи! Мы обсуждали разные проблемы… Отец Вадим предложил мне интересную работу! Я снова могу быть полезен, понимаешь!

Прошли в комнату.

Отец продолжал рассказывать свои впечатления о новых знакомых, о предстоящей работе. Денис видел, как посветлело его лицо, расправились плечи.

Потом они сидели на кухне. Чайник пронзительным ментовским свистом умолял выключить его. Выключали и по новой наливали крепкий чаёк в чашки. И говорили, говорили… Апельсин мурлыкал на всю кухню, запрыгивал на колени то к отцу, то к Денису, терся усатой мордой, тыкался носом в подбородок.

4

Когда Денис проснулся, отца уже не было дома. Вскоре выбралась из своей норки Мышонок. И понеслось! Закружилось! С конкурсами всегда такая куролесица. Неожиданно сваливаются десятки самых разных дел, и все надо, срочно надо.

Куда-то запропастился любимый бант Мышонка. Она его всегда цепляла на макушку во время подобных мероприятий. Этот бант как бы успокаивает ее и мобилизует. Так она говорит.

Обнаружили бант почему-то в кармане зимней куртки. Но самое сложное оказалось приладить этот бант на голову Мышонку. У мамы это как-то быстро, ловко получалось. А тут то вкривь, то вкось! Наконец Денис тремя заколками-невидимками прицепил его.

Добирались, как обычно, на метро и семь минут в темпе марша.

Во дворе у центра уже вовсю шуршит народ – болеть за своих козявок собрались родные, родные родных и знакомые.

Мышонок исчезла за дверью, дернув носом и изобразив зверскую улыбочку, – мол, держись, Дэн, пошла рубить уголь!

Денис пристроился возле старой березы. Время текло ужасно медленно, и, кажется, вечность прошла, пока Арнольдовна не объявила на весь двор: «Просим ждать!» – и захлопнула за собой дверь.

Ни звука из здания. Тишина как в бочке.

Денис достал мобильник и позвонил Гольду.

– Слушаю, Дэн!

– Ты где сейчас?

– Я умотал с двух уроков: у меня сегодня полно дел на почте. Сейчас тащу инвалидам пенсию. В двух домах лифты клюкнулись, и на десятый этаж своим ходом – такое веселое дело!

– Для будущего чемпиона по боксу – отличная тренировка. Ты вообще должен забыть про лифт.

– А я и забыл! Как на тренажере, работаю! Вдох – выдох… Как наша скрипачка?

– Арнольдовна уволокла всех гладиаторов в зал. И сейчас они там насмерть сражаются. Во дворе атмосфера как под высоковольтными проводами.

– Мышонок выдаст профессорам высший класс! Я уверен!

С Гольдом все понятно. Он работает на почте уже несколько лет. Почти ветеран. А задачка у него важная – разносить пенсию инвалидам и старикам разным, кто не может сам доползти до Сбербанка и на сберкнижку не желает откладывать. И Гольд завоевал особое доверие: старики его зовут «наш Гольдик». Уважают. Короче, у Гольда «крупный бизнес», как сам шутит. И то ладно – подмога для домашнего бюджета.

Вдруг Денис почувствовал, что кто-то смотрит на него. Обернулся – Таня! Улыбается. В руках держит три стаканчика пломбира.

– Приветик!

– Салютик!.. Откуда мы свалились? – удивился Денис.

– Из школы. Удрала с истории. Ой, сейчас уже должны выходить!.. Да, сейчас!

– Откуда знаешь?

– Чувствую. Взяла Маше пломбирчик. У нее, наверное, такой мандраж, такой, что мне даже представить страшно!..

Денис взглянул на Таню. Она, прикусив губу, не отрывала глаз от знаменитой двери. Спиральки над ухом дергались, и даже кончик носа побледнел.

Таня вопросительно посмотрела на него в упор зелеными глазами.

– Что? – Спиральки успокоились. – Хочешь что-то сказать?

– Почему у тебя глаза такие зеленые?

– Не знаю. И у мамы зеленые. А что? Это плохо?

Денис не ответил.

– Ты хотела поговорить с Мышонком о скрипке. Говорила?

– Да! – И снова задергались спиральки. – Я потом тебе все расскажу. Они уже идут… Вот сейчас появятся…

И точно! Распахнулась дверь, и двор сразу заполнился молодыми дарованиями, из-за которых затеян весь этот сыр-бор. Народ ожил, запищали козявки на разные голоса.

Вот и Мышонок – вылетела, как будто из рогатки пульнули.

– О-ой! Танечка! Пришла… Ой, молодчина! Фу-у… А там что было, что было! – затараторила, размахивая руками и подпрыгивая. – Я, конечно, две паузы скушала… И не заметила! Слышу рояль… Я рот раскрыла и слушаю, слушаю… Но потом как очухалась! И дальше, дальше рубить! Тут как раз это глиссандо… Ой! А потом…

– Успокойся. – Таня вложила Маше в руку мороженое. – Держи!

– Ой, пломбирчик! – откусила и снова затараторила: – Олежка из класса валторны вышел на сцену – и плюх на пол! Зацепился за свою собственную ногу. Никто даже не засмеялся. Но валторну не выпустил из рук! Представляете! Поднялся да так сыграл, такой класс выдал! А Ниночка Фролова подошла к роялю и мимо стула – бах! Сидит на полу, улыбается, как будто ничего не случилось… Она тоже здорово играла… А я… я целых две паузы слопала! Целых две…

– Мышонок! Не пищать! Дыши носом! – Денис сжал худенькое плечико сестры. – Дыши носом и лопай мороженое!

Мышонок вплотную занялась мороженым. Облизывалась и смотрела сияющими глазенками то на Дениса, то на Таню. И было видно, какого великого труда ей стоит сдерживать себя, как все бурлит у нее внутри.

Как-то совсем неожиданно, хотя все этого только и ждали, из двери раздался чей-то негромкий голос:

– Приглашаем всех в зал! Просим!

Народ стал ломиться в дверь, будто на последнюю электричку опаздывали. Через какую-то минуту все расселись по креслам и затихли. Даже дышать, кажется, перестали.

На сцене, за длинным столом, сидели несколько человек, они перекладывали какие-то бумажки, записывали, переговаривались.

– Это профессора и преподаватели из консерватории и Гнесинки! – прошептала Маша и вжалась в плечо Дениса остреньким подбородком. – Они нас слушали… Ой, как же я боюсь!..