Книга Любовь к красному, страница 37 – Ольга Гусейнова

И все же, положив ладони ему на грудь, я нашла силы отстраниться. У Доминика потемнели глаза, а вьюнки на висках пульсировали чернотой, будто прямо сейчас магия выйдет из-под контроля, и он превратится в безумного берсерка.

— Вкусная… — выдохнул шелон, сияя глазами и придерживая меня за спину у лопаток.

— Завтра на работу утром… рано… — пролепетала я, смущенно пожав плечами.

Через несколько мгновений он безропотно отпустил — медленно, словно меня выдирали из его рук силой, и усмехнулся с горчинкой:

— Я не тороплюсь, я умею ждать. Поверь, — кивнул на прощание, развернулся и направился к выходу, напомнив: — В воскресенье, в двенадцать, я зайду за тобой.

— Я буду ждать, Доминик.

— И часто тебе по ночам звонят? — проворчала Ясмина, спустившись на кухню.

Я не очень-то отличалась от нее утром выходного дня. Такая же сонная, зевающая, лохматая и в пижаме.

— Нет, но в понедельник непременно обращусь в телефонную компанию. Третий день, ровно в три часа ночи, раздается звонок, а в трубке — молчание.

— И ничего не говорят? Ни слова? А сама спрашивала? — нахмурилась подруга и тревожно уставилась на меня.

— Ни слова! — подтвердила я. — Думала, балуется кто-то, но звук из трубки идет, будто цикады стрекочут. Какой-то механический, что ли… И время — прямо минута в минуту. Может, технический сбой?

Ясмина поджала губы, хмуро глядя на меня, потом пожала плечами, соглашаясь:

— Может быть. Но в понедельник обязательно уточни, лучше знать наверняка, что тебя не какой-нибудь фанат-извращенец достает.

— Ой, скажешь тоже, — отмахнулась я. — Фанат…

— А что? Ты у нас женщина красивая, в самом расцвете. Мужики вон косяками ходят…

— Оглянешься — никого. Это за тобой ходят! А меня предпочитают обходить.

— А вот нечего смотреть на них, как экзорцист на злобного духа, они и потянутся!

— Кашу? Яичницу? — Я сменила навязшую на зубах тему.

— Кефирчика достаточно, — вздохнула подруга, похлопав себя по бедрам. — У нас еще торт недоеденный.

— Для профилактики лишних килограммов на талии и в качестве разгрузки для головы поможешь мне привести садик в порядок: травку подстричь, кусты, заборчик покрасить, заодно и похудеешь.

— Решила гостя в качестве дармовой рабочей силы использовать?

— Настоящий друг никогда от покраски забора не откажется! — хихикнула я.

— Я собиралась позагорать, расслабиться, о мужчинах поговорить, а то после вчерашней прогулки по магазинам не до них было.

— Ты же знаешь, у меня кожа сразу сгорает, поэтому мне южное солнце в большом количестве противопоказано. Но в тенечке с удовольствием полежу. Ладно, кефирчик так кефирчик. А как у тебя с Арджаном?

— Не спрашивай! — буркнула подруга в ответ, забираясь на стул с ногами. — Сама же знаешь — никак. И вообще, я решила: раз мне не звонят, не пишут, значит, пора забыть ту брюнетистую заразу и поискать в своем окружении…

— …новую, — закончила я.

Ясмина подперла кулаком щеку, сверкая на меня карими глазами, и, пока я ставила стаканы на стол, предупредила:

— Маляр из меня плохой!

— А газонокосильщик?

— Ну-у-у… такой же, как маляр! — улыбнулась она криво. — И кстати, меня терзает любопытство. Вы с соседом два месяца вокруг да около ходили, подсматривали…

— Мы не подсматривали и…

— Не ври, ты даже какие у него трусы, теперь знаешь!

— Да я только один раз…

Подруга скептически приподняла бровь.

— Хорошо, три. И не преувеличивай, мы не часто видим друг друга.

— О чем и речь. Два месяца только глазами стреляли друг в дружку, а потом вдруг раз — и свидание! С чего бы?

— Видимо, время пришло, не находишь? — Я тоже иронично выгнула бровь. — Обычно люди сначала присматриваются, а потом встречаться начинают.

Ясмина села прямо, побарабанила ухоженными пальчиками с розовыми ноготками по столу и затем выдала:

— Думаю, случайно подслушав откровения Мончика, твой сосед решил поторопиться.

Я чуть не поперхнулась.

— А я думаю…

— На его счет и думать нечего. А вот что тебя подвигло на отношения с мрачным шелоном? Да от его вида любой маньяк от страха заикаться будет.

— Яся, не далее как на прошлой неделе ты в мужчине превозносила спортивную фигуру, обаяние, легкую небрежность в одежде, могущество, деньги и характер? — не осталась я в долгу. — Женщина — это сила красоты. Мужчина — красота силы, ^[1] не так ли?

Она добродушно усмехнулась:

— Скажи честно, Эва. У тебя, выражаясь культурно, внезапно проснувшиеся гормоны играют или все гораздо хуже?

Я давно перестала обижаться на язвительную подругу. Во-первых, привыкла, а во-вторых, она четко подцепляла и вытаскивала наружу самое актуальное. Несколько секунд подумав, призналась:

— Он нравится мне весь и всем… и сразу. И целиком.

— Клянусь туманом, это любовь с первого взгляда, — трагикомично заломила руки язва-менталистка, смутив меня, даже уши загорелись.

— Давай не будем пока. У нас с Домиником только первое свидание завтра.

— Да ладно, детка, расслабься, — смешно подражая мужской манере выражаться, поддразнила меня Ясмина. А потом предложила: — Пошли быстренько покосим, покрасим, в общем, ударно поработаем, а потом завалимся: я — загорать и наводить красоту, а ты — благородную бледность в тенечке прятать. Сейчас, только кефирчиком заправлюсь.

— Разумное предложение, — улыбнулась я благодарно.

* * *

Часа через три, управившись с делами, мы улеглись отдохнуть на свежескошенной травке, подстелив покрывало, под большим раскидистым деревом. А за забором, в соседнем саду, наоборот, закипела работа: из-за листвы поднимался дымок, доносились мужские голоса и смех — у Доминика собрались друзья.

Ясмина потянула носом, поморщилась, а потом призналась:

— Вкусно пахнет. Мне тоже мяска жареного захотелось.

— Давай пожарим?! Не зря же ты меня заставила мангал завести месяц назад. Вот и обновим.

— Мясо вкуснее, когда его для тебя мужчина добыл и приготовил! — заявила Ясмина и перевернулась на спину, демонстрируя слегка обгоревший живот.

Желая обновить ровный золотой загар, подруга перестаралась: лежала под солнцем, подставляя все части тела, пока я не заставила спрятаться в тени.

— Не будем мы напрашиваться к соседям, неудобно как-то. — Я криво улыбнулась и тоже легла на спину, уставившись в небо, синевшее в просвете листвы.