Онлайн книга «Человек, который видел сквозь лица»
|
И госпожа следователь сует мне в руки газету «Завтра». Как я и предвидел, на первой полосе – Филибер Пегар с объявлением о том, что он единственный, кто владеет важнейшей информацией. Она присаживается ко мне на кровать. – Прекрасная реклама для вашей газетенки: ее цитируют все мировые массмедиа. А вот завтра они напишут о том, что Клодина Пуатрено, следователь с дебильными мозгами, узнаёт из газет то, что ей по должности положено знать раньше всех! – Мадам, я никого не вызывал к себе. Когда медсестра привезла меня в эту палату, мой шеф уже был здесь. Ну и естественно, он начал меня расспрашивать… – Вот сволочь! Впрочем, что тут удивительного! Надеюсь, вы не вообразили, что он оторвал задницу от стула и притащился к вам в больницу из человеколюбия? – Месье Пегар никогда ничего не делает бескорыстно. «Например, берет стажера, не платя ему ни гроша», – хочется мне добавить, но я удерживаюсь: не стоит бросать тень на мою свеженькую репутацию героя. Теперь она уже смотрит на меня спокойнее: – Сколько тебе лет? – Двадцать пять. – Можно, я буду с тобой на «ты»? Она сбивает меня с толку, и я даже не решаюсь ей перечить; мое молчание расценивается как согласие. – Что ты там делал, Огюстен? – Месье Пегар послал меня на улицу собирать свежие новости. – Как это – послал на улицу? – Да, «на улицу», это его любимое выражение. Ходить в толпе, слушать, что говорят люди, что их волнует, – словом, раскидывать сети, авось и попадется что-нибудь интересное. – Хм… «на улицу»… Скажи спасибо, что не «на панель» – так обычно выражаются сутенеры. Ай да Пегар, ну и мерзавец! Значит, ты вышел на улицу, держа нос по ветру, тебя толкнули, ты увидел старика и молодого парня и пошел за ними… Именно так написано в газетах. Все верно? – Да. – Мешен, нам придется построить следствие на новых данных. Она произносит это жалобным тоном домохозяйки, вынужденной вновь начать распущенное вязанье. – Ох, сейчас покурить бы… Она делает паузу. – Нет, нельзя: я ведь бросила. И стонет: – Господи, как же хочется подымить! Ты сам-то куришь? – Нет. – Браво! И не начинай никогда! – Да уж, что касается дыма, то я его вдоволь наглотался при взрыве. Ее плечи трясутся от сухого смешка. Она берет в свидетели ассистента: – Ну и шутник же этот парень! После чего наклоняется ко мне: – Ты знал этого Хосина Бадави? – Хосина Бадави? – Ну, этого типа с бомбой. Ты никогда с ним не встречался? – Нет. – Точно никогда? – Да нет же. – А ведь Шарлеруа не такой уж большой город. Тут все друг друга знают как облупленных. – Но я и с вами никогда не встречался. Несколько секунд она смотрит на меня, потом объявляет: – А ты совсем не глуп! – Откуда вы знаете его имя? – Он носил с собой документы, представь себе. Любопытно, не правда ли? Если бы я захотела все взорвать к чертовой матери, то ни за что не стала бы подписываться под своим преступлением, ну или, по крайней мере, не сразу, чтобы еще больше задурить головы полицейским, следователям, журналистам, жертвам и их семьям – словом, всему обществу. Ты согласен? – Э-э-э… ну да… – И в то же время ни ты, ни я не играем со взрывчаткой. Значит, между словом и делом есть какая-никакая разница… Впрочем, именно из-за таких рассуждений меня и считают безмозглой дурой, верно, Мешен? Ассистент с нарочитым усердием строчит в блокноте. Она встает и прохаживается по палате. – Ты можешь описать того человека в джеллабе? Я собираюсь с мыслями. Что делать – смолчать или признаться, что старик в джеллабе был размером с ворону и летал над плечом смертника? – Полиция пришлет к тебе специалиста, чтобы составить словесный портрет. Я до боли стискиваю пальцы. – Ты что, сомневаешься? – восклицает она, садясь рядом. – Д-да. – Думаешь, тебе не удастся его описать? – Ну… разве что частично… – Не важно, ты все-таки попробуй! Она встает и отряхивает юбку, словно могла ее запачкать в больничной палате. – Ну ладно, мне скучать некогда, меня ждут три тысячи досье. Нельзя терять ни секунды. Мало того, коллеги так и норовят подставить мне подножку… И похоже, им представился очень удобный случай – испортить мне расследование такого громкого дела. Мешен, вы не помните, у меня был зонтик, когда я пришла? – Он сохнет в ванной, госпожа следователь. – Вот балда! Вечно я хожу с мокрыми зонтами! Она натягивает плащ, с гримасой отвращения водружает на голову свою шляпу-колокол, видимо представив себе, как ужасно в ней выглядит, хватает свой портфель и брезгливо берется за зонтик, протянутый ассистентом. Подойдя к двери, она оборачивается: – Я оставлю тебе газеты, ладно? – Спасибо. – Огюстен, кем ты хочешь быть? – Писателем. – Не журналистом? – Нет, журналистикой я буду только зарабатывать на жизнь. – Да ни черта ты ею не заработаешь! Я знаю, что говорю: был у меня когда-то бойфренд-журналист. Еле сводил концы с концами, вот и пришлось с ним покончить. Боюсь даже сказать ей, насколько она права. Она качает головой: – Будь писателем, Огюстен, только послушайся меня и подыщи себе еще одну работенку, чтоб хватало на квартплату. На твоем месте я бы устроилась продавцом в магазин, который ничего не продает. Или в картинную галерею. Вот идеальное место для размышлений! Всякий раз, входя в такую галерею, я боюсь помешать будущему Бальзаку или Прусту. – И много вы знаете в Шарлеруа таких торговцев произведениями искусства, мадам? – Верно, их тут раз-два и обчелся. Местные лягушки коллекционированием не занимаются. Я могла бы тебе порекомендовать кое-что равноценное: есть тут несколько магазинчиков – ни товаров, ни клиентов, попросту отмывают деньги; но если ты не член местной мафии, тебя туда и близко не подпустят. Ладно, мы об этом еще потолкуем… Она выходит, но тут же возвращается. – Так ты уверен, что не знаком с Хосином Бадави? – Уверен. – И все же ты от меня что-то утаил, я пока не знаю, что именно. Тем хуже, но позже я тебя расколю, не сомневайся! Мы еще только начали общаться… |