Онлайн книга «Человек, который видел сквозь лица»
|
Во второй нише я увидел ряды винных бутылок, а также деревянные ящики с ярлыками известных винодельческих хозяйств. В третьей – опять свалка, но уже мебельная: столы, стулья, торшеры, кувшины, резные изголовья кроватей – наследие многих поколений обитателей замка. Дальше мы уткнулись в глухую стену, но Шмитт встал на колени, пошарил по ней, чертыхнулся, отполз вправо, снова пошарил, с разочарованным вздохом вернулся на прежнее место и наконец воскликнул: – Вот он! И осторожно вытащил из стены кирпич. Кирпич? Нет, половинку кирпича, если не треть, закрывавшую совсем небольшое отверстие. Шмитт сунул в него руку и извлек оттуда жестяную коробку. – Ну слава богу! Перед тем как посмотреть на нее, я успел подумать: «Ничего себе камуфляж!» – Интересный обычай – хранить сокровища в дыре за кирпичами. – Семейная традиция. – Разве у вас нет сейфа? – Есть, конечно. Но там я храню сущие пустяки. Тоже семейная традиция. – Ага… В вашей семье много чего прятали? – Еще бы! Мой дед был ювелиром-оправщиком. Платили-то ему как ремесленнику, зато через его руки проходили огромные ценности, а ведь работа требовала определенного времени. Поэтому он устроил в своей лионской квартире целую систему тайников. Он понимал, что опытный взломщик, одолевший и замки, и укрепленные двери, первым делом кинется к сейфу, и установил на видном месте сейф-обманку, куда сваливал дешевые побрякушки; второй сейф, более важный, он скрыл в задней стенке шкафа, но, главное, – памятуя о том, что не стоит складывать все яйца в одну корзину, – понаделал многочисленные захоронки в стенах, там, где никто и заподозрить их не мог. Вот почему я еще в детстве научился вынимать и вкладывать обратно кирпичи. И он потряс передо мной жестяной коробкой. – Сядь, Огюстен. Я примостился рядом с ним на каменном полу. Вынув фонарь, он направил его на коробку. – Это вещество подарил мне один шаман. Оно называется «йяже». – Йя… что? – Йяже, или, иначе, айяуаска [19]. Одни переводят это как «горькая лиана», другие – как «лиана мертвых». Ее отвар называют мистическим соком. Это зелье экстрагируют из лианы, растущей в амазонских джунглях. То есть не из самой лианы, а из ее коры. – Значит, это лекарство? – Ну… можно назвать и так. – Не понял? – Это наркотик. И как всякий наркотик, он, в зависимости от дозировки, либо лечит, либо вызывает галлюцинации, либо… убивает. И Шмитт сделал многозначительную паузу. Затем он поднял крышку и вынул из коробки два стянутых шнурками мешочка, один из небеленого холста, другой – из коричневого. – В двадцатом веке французские ученые сделали химический анализ айяуаски и назвали первый выделенный алкалоид телепатином, ибо это психотропное вещество наделяет человека способностью улавливать мысли на расстоянии. И он встряхнул коричневый мешочек. – Это исключительная, единственная в своем роде смесь, поскольку шаман подмешал к айяуаске коку и другие растения – пасленовые, содержащие никотин, атропин и скополамин. Короче, здесь не меньше пятидесяти семи растительных ингредиентов, сохранившихся в вакуумной обработке, ибо простое высушивание лишило бы их нужных свойств. Так вот, этот наркотик дарует человеку высшее зрение. Любовно погладив мешочек, он объяснил мне способ приготовления: – Конечный продукт – отвар. Вот, держи эту бумажку, тут все написано. Разведешь порошок из трав водой в пропорции один к двум. Оставишь на ночь, пусть как следует растворится. Затем, на следующий день, будешь нагревать его на слабом огне, помешивая. Процедишь раствор, подождешь, пока он остынет, и еще дважды повторишь эту операцию. В готовом виде жидкость будет черной как уголь. Он улыбается мне, но по его лицу пробегают легкие судороги. – Потом выпьешь этот отвар и войдешь в состояние встречи с Богом. – И вы в это верите? – Я не питаю никаких предрассудков, свойственных рационалистам. И тот факт, что знание можно получить иррациональным способом, не вызывает у меня сомнений. Я убежден, что это вещество подавляет наши обычные рефлексы, снимает шоры с нашего разума и позволяет достичь самых разнообразных уровней реальности. – А что со мной произойдет, если я это выпью? – Транс, галлюцинации. – И ничего плохого? – Не совсем так! Ты рискуешь опорожнить кишечник после того, как проглотишь это. Так что советую тебе предварительно попоститься. Попоститься? Снова? И я иронически отвечаю: – О, пост – это моя специальность! Но Шмитт не уловил сарказма в моих словах. Его бесчувственность на миг вызвала у меня раздражение, и я почти агрессивно бросил ему: – А почему бы вам не попробовать самому? Его лицо застыло и побелело. – Я никогда в жизни не принимал наркотиков. – И что же? – И не хочу. – Но человек должен все испробовать. – Вот как? – Особенно если этот человек – писатель. Шмитт усмехнулся: – Банально рассуждаешь! К чему же тогда писательская фантазия?! Вот уже тридцать лет, как я исследую мир с помощью воображения, которое считаю подлинным инструментом познания. А переживать лично все, что хочешь описать, – боже, какая скука, какая потеря времени! Предоставляю это тем, кто силится прослыть романистом, хотя им не хватает самого главного – воображения. Я не претендую на создание миллионной книги о разводах, о депрессии и болезнях, о смерти отца или родительских чувствах… Но я упрямо повторил, заподозрив его в намерении отвлечь мое внимание от предмета разговора: – И все-таки почему бы вам не произвести над собой этот опыт? Шмитт перестал ерничать и ответил другим тоном – на сей раз вполне искренне: – Мне ненавистна сама мысль о том, что я могу потерять контроль над собой. И я, конечно, не прав: ведь все самые прекрасные мгновения, доставшиеся на мою долю, пришли ко мне именно из этого состояния – моя встреча с Богом в пустыне, мои самые страстные влюбленности. И тем не менее… Вот я, например, почти не пью. – Как?! Вы никогда не были пьяны? – Нет. Хотя да, однажды был, чисто случайно. Поскольку я не привык к алкоголю, два испанских джин-тоника чуть не прикончили меня! Ужасный был вечер! Драматический… |