Онлайн книга «Сад чудовищ»
– Садитесь, прошу вас. Пол сел, расправив рукава тенниски. – Вы хорошо знакомы с Реджи Морганом? – Нет, он просто откликнулся на объявление о комнатах и заплатил вперед. На такой ответ Пол и надеялся. Хорошо, что она не общалась с Морганом, значит подозреваемой не станет. Он заметил, что Кэт смотрит ему на щеку. – Вы поранились? – Нет, я просто высокий и всегда ударяюсь головой. Пол легонько коснулся щеки, будто стукая себя в подтверждение своих слов. Пантомима показалась глупой, и он опустил руку. – Погодите! – велела Кэт, вставая. Через пару минут она вернулась с лейкопластырем, который протянула Полу. – Спасибо. – А вот йода, увы, нет. Я везде смотрела. Пол удалился в спальню. За раковиной там стояло зеркало. Глядя в него, он прижал пластырь к щеке. – Потолки у нас тут высокие, можете не опасаться, – крикнула из гостиной Кэт. – Это ваш дом? – Нет, его владелец сейчас в Голландии, – ответила Кэт. – Я веду хозяйство в обмен на жилье и пропитание. – А он связан с Олимпиадой? – С Олимпиадой? Нет, а что? – Большинство флагов на улице нацистские, то есть национал-социалистические. А у вас олимпийский флаг. – Ну да, – с улыбкой ответила Кэт. – Мы же все тут пропитаны олимпийским духом. По-немецки Кэт говорила с безукоризненной грамотностью, мысли выражала четко. Пол чувствовал, что в прошлом у нее было иное занятие, куда интереснее нынешнего, но шершавые руки, обломанные ногти и усталые-усталые глаза говорили, что в последнее время ей несладко. Хотя энергию и решимость дотерпеть до лучших времен Пол тоже чувствовал. Наверное, отчасти этим Кэт его и привлекала. Она налила ему кофе и объявила: – Сахара сейчас нет. Кончился. – Я пью без сахара. – Зато у меня есть штрудель. Я испекла его, когда продукты еще были. Кэт подняла салфетку – на тарелке лежали четыре кусочка сладкой выпечки. – Вы знаете, что такое штрудель? – Моя мама пекла штрудели, – ответил Пол. – Каждую субботу. Мои брат с сестрой помогали: тесто раскатывали так тонко, что хоть читай сквозь него. – Да-да, я тоже так раскатываю! – воодушевилась Кэт. – А вы не помогали раскатывать тесто? – Нет, никогда. На кухне я не блещу талантами. Пол откусил кусочек и продолжил: – Зато я съел немало… Ваш очень вкусный! – Он кивнул на кофейник: – Хотите кофе? Я налью вам. – Я? – удивилась Кэт. – Нет, спасибо. Пол пригубил кофе: напиток оказался слабым, его наверняка варили из гущи. – Давайте говорить на вашем языке, – предложила Кэт и перешла на английский: – Я никогда не была в вашей стране, но очень хотела бы поехать. Кэт неправильно произносила лишь звук «в», но для немцев он самый сложный. – У вас хороший английский, – похвалил Пол. – То есть ваш английский хорошо? – машинально поправила Кэт и улыбнулась: вот, мол, уличила вас в ошибке. – Нет, – ответил Пол. – Либо «у вас хороший английский», либо «вы хорошо говорите по-английски». «Хороший» – прилагательное, «хорошо» – наречие. Кэт нахмурилась. – Дайте подумать… Да-да, вы правы. Мне очень неловко. Мистер Морган упоминал, что вы писатель. Вы, конечно же, университет окончили. Пол отучился два года в небольшом бруклинском колледже, потом отправился добровольцем во Францию. Учебу он так и не закончил. Когда вернулся с войны, жизнь вдруг стала сложной, и колледж отошел на второй план. Впрочем, в типографии деда и отца он узнал о словах и книгах куда больше, чем надеялся усвоить в колледже. Разумеется, Пол не стал рассказывать об этом Кэт. – Я учительница. Точнее, была учительницей. Учила молодежь литературе и словесности. Заодно и премудростям грамматики, в том числе разнице между наречием и прилагательным, поэтому сейчас мне неловко. – Вы учитель английской литературы? – Нет, немецкой. Хотя английские книги тоже люблю. Возникла небольшая пауза. Пол вытащил из кармана паспорт и протянул Кэт. Та взяла, нахмурившись. – Я тот, за кого себя выдаю. – В каком смысле? – Вы предложили мне говорить по-английски, дабы удостовериться, что я действительно американец, а не информатор национал-социалистов? – Я… – Кэт потупилась, ей было очень неловко. – Все в порядке, – кивнув, заверил Пол. – На фотографию взгляните. Кэт собралась вернуть паспорт, но потом открыла и сравнила фотографию с лицом гостя. Пол забрал паспорт. – Да, вы впрямь тот, за кого себя выдаете. Мистер Шуман, простите меня, пожалуйста. – Пол. – Уверена, вы очень хороший журналист, раз вы такой… проницательный? Это верное слово? – с улыбкой спросила Кэт. – Да, это верное слово. – Думаю, партия не столь дотошна и не столь богата, чтобы нанимать американских шпионов для слежки за людьми вроде меня. Наверное, можно сказать вам, что я в немилости. – Кэт вздохнула. – Сама виновата, не подумала. Мы со студентами проходили Гёте, и я обмолвилась, что уважаю его за смелость запретить сыну сражаться против Наполеона. В современной Германии пацифизм стал преступлением. За одну фразу меня уволили, а книги конфисковали. – Кэт махнула рукой. – Простите, что жалуюсь. Вы его читали? В смысле, Гёте? – Боюсь, что нет. – Гёте вам понравится. Он великолепен. Он помогает почувствовать многоцветие слов. Из всех книг, что у меня отняли, по Гёте я скучаю с особенной силой. Кэт с вожделением глянула на тарелку со штруделем. До сих пор она не съела ни кусочка. Пол протянул ей тарелку. – Нет-нет, спасибо! – отозвалась она. – Если не съедите, я подумаю, что вы национал-социалистическая шпионка, которую подослали меня отравить. Кэт снова глянула на штрудель, взяла кусочек и быстро съела. Пол потянулся за своей чашкой и краем глаза заметил, что она пальцами собрала сладкие крошки со стола и отправила в рот, ежесекундно следя, не подсматривает ли гость. – Ах, мы с вами беспечны, как часто случается при первых встречах, – посетовала Кэт, когда Пол снова к ней повернулся. – Нужно быть осторожнее. Кстати, пока не забыла… – Кэт показала на телефон. – Всегда отключайте его, знаете ведь о прослушке. Если решитесь-таки позвонить, говорите с расчетом на национал-социалистического приспешника. Это касается и междугородних звонков с почты, а вот телефонные будки, наоборот, сравнительно безопасны. |