Книга Предшественница, страница 27 – Дж. П. Делейни

Вчера он довел меня до первого оргазма, еще не раздевшись. Я заметила, что ему это нравится. Оставаться полностью одетым, снимая с меня все, кроме ожерелья, и превращая меня в дрожащую немочь пальцами и языком. Ему как будто мало сохранять контроль над собой: надо, чтобы я его утратила. Только тогда он может спокойно кончить.

Мне кажется, что это интересная догадка на его счет, и я обдумываю ее, спускаясь вниз. Меня ждет стопка сырой вчерашней почты, с которой я не успела разобраться. При доме нет ящика, и почтальон оставляет почту у двери, где она мокнет под дождем. Я спросила об этом у Эдварда – странное все-таки упущение для такого продуманного дома, и он сказал, что, когда дом строился, его партнер, Дэвид Тиль, предрекал, что в течение десяти лет бумажные письма будут полностью вытеснены электронными.

Я просматриваю ее. Главным образом проспекты, посвященные предстоящим муниципальным выборам. Я, наверное, явиться не соберусь. Споры по поводу местной библиотеки и частоты вывоза мусора мало касаются моей жизни в Доме один по Фолгейт-стрит. Есть пара писем, адресованных мисс Эмме Мэтьюз. Явно мусор, но я все равно переадресую их Камилле и откладываю для пересылки.

Последнее письмо адресовано мне. Конверт совершенно безликий, и сперва я думаю, что это тоже мусор. Потом вижу логотип Национальной службы здравоохранения, и в груди у меня екает.

Уважаемая мисс Кавендиш,

Результаты посмертного вскрытия Изабель Маргарет Кавендиш.

Я согласилась на вскрытие, потому что хотела получить хоть какие-то ответы. Доктор Гиффорд сказал мне потом, что вскрытие ничего не выявило, но мне все равно пришлют отчет. Это было месяц назад. Наверное, письмо где-то застряло.

Голова у меня идет кругом, я сажусь и читаю его дважды, пытаясь понять медицинский язык. Оно начинается с краткого очерка моей беременности. Отмечен день, когда – за неделю до того, как врачи заподозрили неладное, – я почувствовала боль в спине и пришла в роддом на осмотр. У меня взяли анализы, послушали сердце ребенка и отправили меня домой – принять горячую ванну. После этого Изабель стала пинаться активнее, и я успокоилась. В письме ясно говорится, что были приняты адекватные меры, включая оценку высоты дна матки в соответствии с рекомендациями НИЗСМП ^[6]. Далее – описание моего следующего визита, когда стало понятно, что сердце Изабель остановилось. И, наконец, собственно результаты вскрытия. Множество цифр, которые мне ни о чем не говорят: количество тромбоцитов и прочий анализ крови, за которым следуют примечания:

Печень – в норме.

При мысли о том, как какой-то патологоанатом спокойно извлекает ее крохотную печень, у меня сдавливает горло. Но это еще не все.

Почки – в норме.

Легкие – в норме.

Сердце – в норме.

Я перескакиваю к резюме:

На данном этапе невозможно поставить точный диагноз, однако признаки плацентарного тромбоза могут указывать на частичное отслоение плаценты (abruptio placentae), приведшее к смерти из-за удушья.

Abruptio placentae. Звучит, как заклинание из «Гарри Поттера», а не как причина смерти моей девочки. Имя доктора Гиффорда внизу страницы расплывается: мои глаза наполняются слезами, и я снова начинаю плакать – громким, захлебывающимся, сопливым рыданием, которое не могу остановить. Это для меня слишком, к тому же большинства слов я не понимаю. Потом я вспоминаю, что Тесса, женщина, с которой я делю стол в офисе, раньше работала акушеркой. Я решаю взять письмо на работу, чтобы она мне его разъяснила.

Тесса внимательно читает письмо, время от времени озабоченно на меня поглядывая. Она, разумеется, знает, что мой ребенок родился мертвым: многие из работниц фонда оказались здесь по схожим причинам.

– Ты понимаешь, что это значит? – спрашивает она наконец. Я качаю головой.

– В общем, abruptio placentae – это разрыв плаценты. По сути, тут говорится, что плод перестал получать питательные вещества и кислород до того, как ты обратилась к врачам.

– Как мило с их стороны выражаться понятным языком.

– Да уж. Возможно, это неспроста.

Что-то в ее тоне заставляет меня насторожиться. Хмурясь, она перечитывает письмо.

– Когда ты пришла с болью в спине, – медленно говорит она, – что конкретно происходило?

– Так. – Я припоминаю. – Они, понятное дело, решили, что я перенервничала: первая беременность и все такое. Но они были очень милы. Я, правда, не помню, чтобы мне делали анализы, о которых тут говорится…

– Измерение высоты стояния дна матки на врачебном языке означает измерение живота мерной лентой, – перебивает она. – Да, Институт здравоохранения рекомендует проводить его при каждом дородовом посещении врача, но отслоения плаценты оно никак не покажет. На кардиотахографе тебя проверяли?

– Сердце ребенка? Да, медсестра его послушала.

– Кому она показала результаты?

Я пытаюсь вспомнить. – Вроде бы она звонила доктору Гиффорду и сообщила результаты ему. Во всяком случае, сказала, что они нормальные.

– Еще на чем-нибудь тебя проверяли? УЗИ? Доплер? – Голос Тессы мрачнеет.

Я качаю головой.

– Нет, больше ничего не делали. Мне велели идти домой, принять горячую ванну и ни о чем не волноваться. Потом Изабель стала пинаться сильнее, и я решила, что они были правы.

– Кто они?

– Ну… медсестра.

– Она еще с кем-нибудь говорила? Со старшей акушеркой? С ординатором?

– Не помню такого. Тесса, в чем дело?

– Просто мне кажется, что это письмо похоже на осторожную попытку внушить тебе, что смерть Изабель не была связана с врачебной халатностью, – прямо говорит Тесса.

Я смотрю на нее во все глаза. – С халатностью? Как?

– Если исходить из того, что смерть жизнеспособного ребенка должна была быть предотвращена, то причин может быть две. Первая – неудачные роды. Тут явно не тот случай. Но вторая, самая распространенная причина – это когда переработавшая акушерка или врач-стажер неправильно читает показания кардиотахографа. Наблюдавший тебя специалист должен был лично просмотреть результаты обследования и, учитывая боль в спине – которая может указывать на проблемы с плацентой, – направить тебя на доплер. – Про доплер я знаю: наша организация борется за то, чтобы каждая будущая мать проходила этот тест в обязательном порядке. Каждое обследование стоит около пятнадцати фунтов; без направления старшего врача его не делают, и это – одна из причин, по которым Англия занимает одно из первых мест в Европе по числу мертворожденных. – Боюсь, то, что Изабель стала пинаться, когда ты пришла домой, могло быть признаком ухудшения состояния, а не того, что все в порядке. Мы за твоей клиникой следим: у них постоянно не хватает людей, особенно врачей-консультантов. Имя доктора Гиффорда всплывает все время. У него слишком большая нагрузка.