Онлайн книга «Орудия Ночи. Кн. 4. Жестокие игры богов»
|
– Реймон хочет, чтобы Сочия стала хорошей матерью – не такой, какая была у него самого. Но не знает, как втолковать это жене. – А я, выходит, знаю? – изумился Свечка. Почему бы просто не припереть Сочию к стенке и не сказать ей все как есть? Она вполне все понимает, если говорить без обиняков. – Сочия вас боготворит. Быть может, потому, что своего отца она не знала. – Понимаю. – И действительно к вам прислушивается. – Весьма редко. Иногда мне удается ее перехитрить: она думает, это была ее идея, а я начинаю с ней спорить, тогда девчонка упрямится и делает как надо. – Ну вот, вы нашли способ, а мы ничего не можем добиться, – посетовал Бернардин. – Надолго не задержимся. Хотим убраться отсюда, пока шпионы епископа не разнюхали про нашу затею. Так Реймон говорит. Но я-то думаю, он хочет удрать, пока Сочия не возомнила, что уже достаточно окрепла, и не собралась с нами. – Согласен. Сочии действительно нужно наконец осознать, что после родов у нее все еще остались кое-какие материнские обязанности. – Превосходно. Скажу Реймону, что мы можем на вас рассчитывать. – А что касается Каурена… – Воспользуйтесь этими новостями, чтобы отвлечь Сочию. Пусть пока учится воспитывать Люмьера и готовит поездку в Каурен. Реймон собирается отправиться на запад, как только справится с нынешним делом. Может, и пленников высокопоставленных с собой прихватит. – Бернардин усмехнулся. – Изабет ведь рада будет заполучить Безмятежного? – Не хотел бы я тогда оказаться на его месте. Или даже на месте Анселина. Хотя Анселина она, наверное, отпустит в обмен на выкуп. Он ведь ничего не сделал. – Скажите Сочии, что пешком вам нельзя. Вам портшез полагается. – Пытаетесь меня подкупить. – Все может быть. Берегите себя. Вернемся недели через две – не позже. Сочия разошлась не на шутку – мерила шагами комнату, размахивала руками, грязно ругалась и молола всякую чепуху. Терпеть ее гневные тирады приходилось брату Свечке, ведь Реймон был далеко, и его достать она не могла. Но монах почти не слушал. – Вы меня совсем не слушаете! – Что ты там такое сказала? Я же не слушаю ничего. – Да обратите же на меня внимание! – Зачем? Ничего нового я не услышу. – Совершенный, вы что-то замышляете. Проклятье! Что происходит? – Как зовут твоего сына? – Что? – удивилась сбитая с толку Сочия. – Люмьер. Зачем вы задаете мне такой глупый вопрос? – Кто мать Люмьера? – Я. Совершенный, куда вы клоните? – Как тебе понравилась сестра Клэр? Мать Реймона? Эти слова подлили масла в огонь. Больше матери Реймона Сочия презирала разве что тех злодеев, которых не знала лично, – Анну Менандскую, Безмятежного и еще, быть может, главнокомандующего патриаршими войсками. И то не наверняка. – Реймон рассказывал тебе, каково это – иметь такую мать? – не унимался Свечка. – Да, – отозвалась девушка и разразилась еще одной гневной тирадой; правда, голос у нее дрожал и смолкла она довольно быстро. Сочия понимала: ее заманивают в мышеловку. – Где Люмьер? Мышеловка готова была захлопнуться. – Точно не знаю, – нахмурившись, отозвалась графиня. – С няньками. – Несомненно. Но вот тебе еще один вопрос – важный. Подумай хорошенько, прежде чем ответить. Не отделывайся отговорками. – Валяйте. – Почему Люмьер не со своей матерью? Почему его мать не знает, где ее сын? – И когда Сочия уже готова была взорваться: – Почему Реймон так сильно ненавидит свою мать? Брат Свечка не рассчитывал, что ему удастся сотворить чудо. Характер Сочии складывался годами. Свежее воспоминание о сестре Клэр помогло, но не слишком. Свечка обладал определенным статусом, к его мнению прислушивались, и поэтому Сочия сделала над собой усилие. Но даже когда ею двигали благие намерения, она не могла стать безупречной матерью для следующего графа Антье. У нее гораздо лучше получилось подготовить эскорт для путешествия в Каурен. – Никогда не прощу вам эти сравнения с матерью Реймона, – проворчала Сочия. – Ужасно. – Понимаю, девочка моя. Ты – та, кто ты есть, но следует приложить усилия. Ради Люмьера. – Совершенный, если бы существовал хоть какой-нибудь способ… – Быть может, если бы у тебя у самой были в детстве мать и отец… – Прекратите. Я не могу быть матерью в традиционном смысле слова. Мне больно это осознавать. Но я буду стараться изо всех сил. – Это все, чего я прошу. Мать Реймона не старалась вовсе. Графиня принялась гневно сокрушаться о собственных недостатках. – Девочка моя, тебе всего-то и надо показать ребенку, что он для тебя что-то значит и ты готова ради него сделать усилие. Что бы ты ни чувствовала, помни: ты не одна, у тебя есть Реймон. Пусть муж напоминает тебе: встречаются добрые люди, у которых были дурные матери, но мало найдется дурных людей с добрыми матерями. – Ну вот вы опять за свое. Что бы я ни делала, мне не выкрутиться. – Все выдумываешь и выдумываешь. Через шестнадцать дней после разговора с братом Свечкой в Антье вернулся Бернардин Амбершель. Его принесли трое израненных воинов, но самыми серьезными были раны самого Амбершеля. Сначала до брата Свечки дошли слухи: приключилась какая-то беда. Монах поспешил в резиденцию Гаритов. Вокруг за́мка уже шныряли подозрительные типы – судя по виду, члены Конгрегации. – А вот и вы! – прорычала Сочия, когда, как ему и было велено, брат Свечка явился в зал для аудиенций в за́мке графа Реймона. Его глазам предстало любопытное сборище: кроме обычных официальных лиц, которые и должны были явиться в столь серьезной ситуации, собрались также представители религиозных меньшинств и именитые купцы и ремесленники. Рядом с графиней стояла весьма мрачная Кедла Ришо. Она поманила Свечку. Сочия как раз говорила что-то Альфесу Мачину, самому зажиточному местному виноделу, но тут повернулась к монаху: – Реймон потерпел фиаско. – Его заманили в ловушку? – Нет, но с тем же успехом могли и заманить. Мой дурачок забыл, что Безмятежный был одним из сильнейших волшебников в коллегии, пока не купил себе место патриарха. Граф не стал его убивать, а попытался захватить в плен. Безмятежный этим воспользовался и сдерживать себя не стал. Старик не нашелся с ответом. – Бернардин говорит, шайку Безмятежного перебили, сам Безмятежный ранен, но сбежал. Те из наших воинов, кто уцелел, уже не в состоянии были его преследовать. |