Книга На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! (сборник), страница 86 – Пэлем Грэнвил Вудхауз

Мадлен всхлипнула, во всяком случае, звук, который мне послышался, был похож на всхлип.

– Но, папа…

– Да?

– Как я понимаю, Берти ничего не может с собой поделать.

– Но, дитя мое, именно за эту привычку потакать своим склонностям и тащить все, что под руку попадется, мы его и осуждаем.

– Я хотела сказать, что у него клептомания.

– Да ну? Кто тебе сказал?

– Дживс.

– Странно. Почему об этом зашла речь?

– Потому что Дживс отдал мне это. Он ее нашел в комнате у Берти. Он был очень встревожен.

Последовало молчание, я бы сказал – ошеломленное молчание. Потом папаша Бассет воскликнул: «Боже правый!», Спод произнес: «Боже мой!», а Планк проговорил с удивлением: «Но это же та самая статуэтка, которую я продал вам, Бассет, помните?» Мадлен снова всхлипнула, а у меня опять защекотало в носу.

– Поразительно! – сказал папаша Бассет. – Говоришь, Дживс ее нашел в комнате Вустера?

– Да, под стопкой белья.

Папаша Бассет крякнул, точно издыхающая утка:

– Как правы были вы, Родерик! Вы ведь мне говорили, что Вустер явился сюда, чтобы похитить статуэтку. Но не понимаю, как он проник в комнату, где хранится коллекция.

– У этой публики свои приемы.

– Похоже, на эту штуку большой спрос, – сказал Планк. – Только вчера у меня дома какой-то фрукт с лицом преступника пытался продать ее мне.

– Вустер!

– Нет, не Вустер. Моего фрукта зовут Тирольский Джо.

– Может, это кличка Вустера.

– Может. Об этом я как-то не подумал.

– Ну а теперь, после всего этого… – сказал папаша Бассет.

– Да, после этого, – подхватил Спод, – ты ведь не выйдешь за него замуж, правда, Мадлен? Он еще хуже, чем Финк-Ноттл.

– Кто такой Финк-Ноттл? – поинтересовался Планк.

– Тот тип, который сбежал с Эмералд Стокер, – сказал папаша Бассет.

– Кто такая Эмералд Стокер? – спросил Планк. Никогда не встречал человека, которого бы в такой степени терзал информационный голод.

– Повариха.

– Ах да. Вспомнил, вы же мне говорили. Этот парень знает, что делает. Я решительно против любого брака, но если уж идти на этот отчаянный шаг, то стоит извлечь из него какую-то выгоду, женившись на женщине, которая сумеет управиться с куском мяса. Я знавал одного парня в Федеральных штатах Малайи, так он…

Вероятно, Планк собирался поведать какую-то забавную историю, но Спод не дал ему договорить. Адресуясь к Мадлен, он сказал:

– Я знаю, что тебе надо сделать. Выйти замуж за меня. И пожалуйста, не спорь со мной. Ну так как?

– Да, Родерик, я согласна стать твоей женой.

Спод издал воинственный клич, от которого у меня еще сильнее защекотало в носу.

– Вот то-то! Совсем другой разговор! Идем в сад. Мне надо так много тебе сказать.

Тут он, должно быть, заключил Мадлен в объятия и потащил прочь. Я услышал, как за ними захлопнулась дверь, после чего папаша Бассет, в свою очередь, тоже издал пронзительный клич, по мощности не уступающий тому, что недавно сорвался с губ Спода. Очевидно, старикашку охватил буйный восторг, причину которого нетрудно понять. Отец, чья дочь чуть не вышла за Гасси Финк-Ноттла, потом чуть не вышла за меня, а потом наконец прозрела и подцепила видного представителя британской аристократии, имеет право быть вне себя от счастья. Лично мне Спод не нравился, и, пырни его кинжалом какая-нибудь перуанская матрона, я бы только порадовался, но было бы нелепо отрицать, что с матримониальной точки зрения он лакомый кусочек.

– Леди Сидкап! – Старикашка смаковал эти два слова, будто драгоценный марочный портвейн.

– Кто такая леди Сидкап? – спросил одержимый жаждой познания Планк.

– Моя дочь скоро станет ею. Одна из древнейших фамилий Англии. Тот молодой человек, который только что здесь был, – это лорд Сидкап.

– Я думал, его зовут Родерик.

– Родерик – это его имя.

– А! Теперь понял. Теперь картина мне ясна. Ваша дочь собиралась выйти за малого по фамилии Финк-Ноттл?

– Да.

– Затем переметнулась к этому самому Вустеру, он же, возможно, Тирольский Джо?

– Да.

– А теперь она решила выйти за лорда Сидкапа?

– Да.

– Ясно как божий день, – сказал Планк. – Я знал, что в конце концов разберусь. Всего лишь вопрос концентрации внимания и исключения второстепенного. Вы одобряете этот брак? Разумеется, в той степени, – добавил он, – в какой вообще можно одобрять брак.

– В высшей степени одобряю.

– В таком случае выпью-ка еще стакан виски с содовой.

– Присоединяюсь, – подхватил папаша Бассет.

В эту минуту, не в силах больше сдерживаться, я чихнул.

– Говорил же я, что там за диваном кто-то есть, – сказал Планк, обогнул диван и воззрился на меня так, будто я туземный вождь, неспособный усвоить правила игры в регби.

– Отсюда доносились подозрительные звуки. Господи, это же Тирольский Джо!

– Это Вустер!

– Кто такой Вустер? Ах да, вспомнил, вы мне о нем говорили. Какие шаги вы собираетесь предпринять?

– Я вызвал Баттерфилда.

– Кто такой Баттерфилд?

– Дворецкий.

– Зачем вам дворецкий?

– Велю ему позвать Оутса.

– Кто такой Оутс?

– Здешний полисмен. Он пошел на кухню пропустить стаканчик виски.

– Виски! – задумчиво произнес Планк и, будто вспомнив о чем-то, направился к столу, где стояли напитки.

Дверь отворилась.

– Баттерфилд, пожалуйста, попросите Оутса прийти сюда.

– Слушаю, сэр Уоткин.

– Бедолага, он не совсем в форме, – сказал Планк, глядя вслед удаляющемуся Баттерфилду. – Две-три футбольные тренировки, и будет как огурчик. Что собираетесь делать с Тирольским Джо? Предъявите обвинение?

– А как же. Он, конечно, надеется, что я этого не сделаю, потому что испугаюсь скандала, но он ошибается. Я дам делу законный ход.

– Правильно. Припаяйте ему на полную катушку. Вы ведь здешний мировой судья, правда?

– Да, и я намерен дать ему двадцать восемь суток по второму разряду.

– Может быть, шестьдесят? Хорошая круглая цифра. А на шесть месяцев не получится?

– Боюсь, не получится.

– Да, вероятно, у вас существуют строгие тарифы. Ладно, двадцать восемь дней лучше, чем ничего.

– Констебль Оутс, – сказал появившийся в дверях Баттерфилд.