Книга Арабская сага, страница 35 – Таня Валько

– В сравнении с Джиддой в нашей метрополии нет ничего интересного. – У женщины нет намерения предлагать встретиться, хотя в глазах собеседницы она видит ожидание.

– А как здоровье? – задает она очередной традиционный, ничего не значащий вопрос, но единственное, чего хочет, – это бежать отсюда.

– В моем положении я должна хоть немного двигаться, неправда ли?

При этих словах у Марыси удлиняется лицо, она сжимает зубы.

– Разумеется, в вашем положении вы должны быть окружены вниманием.

Они разговаривают друг с другом, как будто Хамида здесь нет, а он чувствует себя как на иголках в ожидании, что вот-вот разразится буря.

– А когда срок? – напрямую спрашивает Марыся о месяце беременности.

– Вроде в феврале, – искренне, как на исповеди, отвечает Сальма, не думая, что выдает самую большую тайну, которая, если бы не Хамид, стоила бы ей жизни или в лучшем случае наказания плетьми и заключения в тюрьме.

– Так тебе осталось неполных шесть месяцев! – Теперь Марыся сверлит горящим взглядом бывшего мужа. «Что ж ты вытворяешь, черт возьми?! – спрашивает она его беззвучно. – Зачем же ты это сделал?»

– Сальма! Будет лучше, если ты немного отдохнешь в своей спальне, ведь ты сама видишь, что движение не идет тебе на пользу! – почти кричит мужчина, а потом обращается к Марысе: – Сальма думает, что родит преждевременно; для ее семьи это типично, – говоря это, он сжимает руку испуганной пышки, которая только теперь понимает, что натворила.

– Наверх! Немедленно! – Кровь бросается в голову Хамиду.

Его молодая жена с обеспокоенным выражением лица, но безропотно, неуклюже, как утка, поднимается по ступенькам.

– Дело дрянь.

Марыся с удовлетворением смотрит на вспотевшее лицо Хамида.

– Еще три месяца назад у тебя была любящая очаровательная жена Зайнаб, с которой ты жил в Индонезии. Каким чудом ты мог этой кобыле сделать ребенка? – спрашивает она громким шепотом, наклоняясь над столом.

Хамид покорно выкладывает правду:

– Мириам, решение о женитьбе я принял, думая о тебе. Я помог при случае этой маленькой потаскушке, но тем самым не испортил тебе жизнь…

– Еще три месяца назад мы были вместе на Бали, после чего ты принял решение, что именно сейчас испортишь мне жизнь! – Уязвленная женщина не выбирает слов. – Тогда ты твердил, что у тебя добрая любящая жена, что ты не можешь ее бросить. Я старалась понять и отнестись к этому с уважением. А когда Зайнаб погибла во время теракта на Бали, ты лишился отговорки, да?

– Ты забываешь о том, что у тебя есть муж, мой друг с молодости?

Хамид перестает оправдываться и решается на откровенность:

– Я не хотел в очередной раз строить наше счастье на чужом горе, на обмане и увертках. Так нельзя, Мириам!

– Знаешь что?! Ты женился на этой потаскухе, чтобы я наконец оставила тебя в покое? Чтобы не навязывалась?!

– Скорее, чтобы не разрушала свой брак, потому что он крепкий и перспективный. У нас чересчур сложное прошлое, чересчур много взаимных претензий и обид. У нас уже ничего не может получиться! – восклицает он срывающимся голосом.

– Хочешь сделаться рогоносцем?

– Не в первый раз, правда? – парирует он, припоминая Марысе измену. – А теперь я знаю обо всем и просто хочу помочь арабской женщине в трудной ситуации, потому что минута забытья могла стоить ей жизни.

Марыся с досадой поднимает руки.

– Филантроп! Ты смотри! Что ж, если ты хотел, чтобы я тебя возненавидела, то ты этого добился.

Между ними повисает тишина, от которой после предшествующих криков просто звенит в ушах. Несчастные влюбленные смотрят друг другу в глаза и видят отчаяние и боль, которые охватили обоих. Им не уйти от мучений, и каждое последующее решение только усиливает их.

– Я буду сообщать по телефону через няньку или кого-то другого, когда и где я хочу встретиться с сыном. Но не здесь! Моей ноги больше не будет в этом доме!

У Марыси дрожит голос, сдерживаемые слезы душат:

– Прощай, Хамид. Будь счастлив.

– Прощай, Мириам…

Они подают друг другу руки и чувствуют дрожь удовольствия, которое охватывает их тела и души. Они замирают на эту короткую минуту, словно время остановилось, но уязвленная женщина быстро приходит в себя и решает прекратить их мучения.

– Надя, иди сюда! Имши бейт! ^[71]

Марыся, разговаривая с Хамидом по-арабски, автоматически обращается к своей дочке на том же языке, хотя дома с Каримом они говорят с ней по-польски, а в межнациональном окружении девочка употребляет английский.

– Мамочка! Умми! ^[72] – отвечает девочка на языке, который, видно, хранился в самых глубоких уголках ее памяти.

Она показывает ручками в направлении сада, из которого выбежала.

– Почему я знаю, где тут что находится? Почему я знаю, где бассейн и где стоят кресла, и помню этого голубого дельфинчика на кафельной плитке? Почему, мама? Неужели я уже тут когда-то была?

– Любимая… – У Марыси нет слов, ведь для посвящения девочки в перипетии их судьбы еще слишком рано. – Иногда у нас возникают странные ассоциации. Нам пора идти.

Она тянет малышку за руку, а Хамид стоит как вкопанный, у него перехватило дыхание. «Может, она меня тоже помнит?» – думает он с надеждой. Как он по-прежнему не может разлюбить Мириам, так не может забыть о своем глубоком отцовском чувстве к этой девочке.

– Пригласишь нас еще, дядя? – дергает Надя шокированного мужчину за тобу.

– Разумеется. Можете приходить когда хотите.

– А есть ли еще наверху те разноцветные попугайчики в клетках? – На этот вопрос она уже не получает ответа, потому что ее родителей душат слезы отчаяния и они не в состоянии выдавить из себя ни слова.

* * *

Когда Хамид немного обжился в Эр-Рияде, ему неожиданно позвонил Фахд.

– Привет, брат! Как дела? Как здоровье? – спрашивает он.

– Спасибо, хорошо, – без энтузиазма отвечает двоюродный брат.

– Знаешь что? У меня возникло одно небольшое затруднение в Джидде, и я обращаюсь с этим к тебе, потому что ты парень с характером и предан семье.

– Во что вы хотите меня втянуть на этот раз? С меня хватит. Вы дали мне расчудесную женушку, – в его голосе слышна ирония, – бешеное, злобно ворчащее существо и ничего более! – взрывается он гневом.

– Дорогой, но ты сам, по собственному желанию, женился на ней, – удивляется Фахд. – Я был поражен твоим внезапным решением, но не хотел вмешиваться. Подумал – может, ты чувствуешь себя одиноким после смерти жены и нуждаешься в ком-то, кто поможет тебе в воспитании маленького сына. Ты не посоветовался со мной, знающим о Сальме всю подноготную, поэтому можешь предъявлять претензии только себе. Но будет хорошо, если девушка родит, это полностью ее изменит, – под конец утешает он брата. – Некоторые женщины во время беременности становятся невыносимы.