Онлайн книга «Обмани-Смерть»
После звонка ассистентки, которая сухим, неприятным тоном поинтересовалась причиной задержки, Хелен всерьез занервничала. Мы заново обыскали два этажа дома, все стенные шкафы и гардеробную, я перебрал книги на полках, шарил под кроватями, за батареями, на гардеробах, даже снимал подушки с кресел и дивана. Мы уподобились рудокопам и обнаружили, казалось бы, навсегда утерянные вещи: папки с документами, непрочитанные письма, так и не открытые книги, ненадеванные брюки, хрустальный кубок за репортаж о FARC-EP [69], четыре стофранковые купюры, невесть как попавшие в башмак, фотографии молодых лет, пачку писем, перевязанную хлопковой ленточкой (ее Хелен мгновенно выхватила у меня из рук, так что нет худа без добра!), позолоченное кольцо с рубином – за его пропажу уволили домработницу (как теперь выяснилось – несправедливо). Не нашлась только красная папка. Сьюзан поискала у себя, что оказалось значительно легче сделать, учитывая ее любовь к порядку и методичность. В час ночи пришлось смириться с полным и окончательным исчезновением Маккартни, оставить на автоответчике покаянное сообщение ассистентке и признать, что все пропало. Хелен чувствовала себя как нокаутированный боксер, а я наконец понял, почему покончил с собой Ватель [70]. Мы выпили бутылку текилы, прикончили джин и говорили, говорили, говорили… Ночь подошла к концу, мы вышли прогуляться, попали в объятия влажного воздуха и добрели по пустынным улицам до Вики-Пар-ка [71]. Город медленно просыпался, стало совсем светло, и мы решили вернуться. Хелен не могла смириться с провалом и без конца прокручивала в голове самые неправдоподобные гипотезы исчезновения досье. Дальше все происходило, как в американских фильмах, когда герою выпадает тот самый, единственный, судьбоносный шанс. Мы оказались на пересечении Роуленд-стрит и Хейверсток-Хилл, и Хелен замерла перед витриной агентства недвижимости. – Сумасшедшие цены! – воскликнул я. – Убийственные… Мы прочли несколько объявлений, и я решился: – Думаю, будет неплохо, если мы переедем. – О чем ты? – Для нас троих места в твоем доме явно недостаточно. Мы задыхаемся. А что будет, когда Салли подрастет? Ей понадобится отдельная комната, тебе необходим рабочий кабинет, тогда ничего не будет теряться. – Отличная идея, Том, жалко только, что денег у нас маловато. Чтобы купить дом в этом районе, нужно быть очень богатым человеком. – Я вот что подумал: у меня есть сбережения, – если добавить выходное пособие, сумму от продажи и кредит, может получиться. Я нашел в Белсайз-Парке дом в сто двадцать квадратных метров с садом за приемлемую цену, можем его посмотреть. – Ты хочешь, чтобы я продала дом? – Придется, если решим купить жилье попросторней. Хелен застыла, только моргала и все никак не могла остановиться. Она ужасно побледнела, лицо мгновенно осунулось, как от смертельной усталости. А может, виноват был бледный свет уличных фонарей? Губы у нее дрожали все быстрее, как от внезапного тика, потом она закричала: – Ты с ума сошел! Я никогда не продам дом. Ни-ко-гда! Это дом моей матери! Кем ты себя возомнил? Кто предложил жить вместе – ты или я? – Ты… – Я требовала от тебя возмещения убытков? – Нет, но… – Так ты меня благодаришь? А? Так? – Не вижу связи, Хелен. – А я вижу! Я не покину свой дом! Не перееду даже во дворец! Он достался мне по наследству, от мамы. Понимаешь, что это значит? Никто его у меня не отберет, ясно? И уж точно не ты! Мы впервые серьезно поссорились, и я повел себя как большинство мужчин – отступил, потому что хотел решить проблему, а не создавать новую, подумал, что со временем, когда дочка подрастет, разум возобладает. Хелен сделала вид, что все забыла, и наша жизнь пошла как прежде. Она снимала репортажи и интервью, я таскал по дорогам Шотландии и Уэльса сотни молодых бедолаг и нервных клерков, так что Озерный край [72] сделался для меня родным. * * * В два года Салли все еще не говорила, мы с нетерпением ждали ее первого слова – и никак не могли дождаться. На все попытки заставить ее повторять за нами ребенок удивленно смотрел голубыми глазами, улыбался и молчал. Я мечтал услышать в исполнении дочки слово «папа», но Салли не размыкала губ. Ми-кала клялась, что она не раз отчетливо произносила «пирог», «бобо», «дуду», «Мика», вела короткие беседы с ее дочерью Мими и набиралась от нее новых слов. Нам очень хотелось поверить няне, но ничего, кроме невнятного лепета, Салли не издавала. Наша соседка врач-педиатр еще раз осмотрела девочку и вынесла категорический вердикт: ребенок совершенно нормальный, в этом возрасте задержка речевого развития случается очень часто, не исключено, что малышка не хочет говорить при нас или с нами, но обязательно начнет общаться, как только возникнет потребность. «Не драматизируйте и не давите на нее…» Хелен тяжело переживала «немоту» дочери и убедила себя, что Салли отказывается общаться в наказание за то, что мы бросаем ее на няньку. Две недели Хелен сама забирала дочь из дома Микалы, готовила ей ужин, кормила и разговаривала, задавала вопросы – они оставались без ответа, рассказывала сказку на ночь и… ждала заветного первого слова. Увы, наша крошка твердо вознамерилась молчать, и мы сходили с ума от беспокойства. На третий день рождения Салли мы устроили праздник, пригласив детей наших друзей и, конечно, ребятишек Микалы. Освободить первый этаж оказалось ох как непросто, но мы все перетащили, и Хелен, вдохновившись картинкой из «Vanity Fair» [73], соорудила буфет с горой пирожных, легких закусок и конфет. Мы не предвидели, что каждый родитель испарится, как только забросит к нам свое чадо. Ребятишки кинулись на буфет, как оголодавшие троглодиты, а потом стали потрошить подарки Салли – совершенно, кстати, бесполезные. |