Книга Вуаль из солнечных лучей, страница 54 – Валерия Вербинина

Бутылка вина, которую держал Лакомб, выскользнула у него из рук. Казалось, что она вот-вот разлетится на куски, ударившись о пол, но Амалия поймала ее на лету, продемонстрировав завидную скорость реакции.

– Терпеть не могу разлитое вино, – сварливо объявила баронесса Корф, возвращая бутылку сконфуженному ресторатору. – В чем дело, Марсель?

– Ни в чем, – поспешно ответил Лакомб. – Просто… просто я решил, что мне показалось. А теперь, после ваших слов, я уже так не думаю.

– Показалось что?

– Я пришел на похороны, но потом решил, что мне не стоит туда идти. Как раз когда я повернул обратно, я заметил в толпе возле церкви человека, который… Словом, я был готов поклясться, что видел Сезара Пелиссона. Но когда я посмотрел туда снова, он уже исчез.

– Как он выглядит? – спросила Амалия.

– Довольно высокий, худой, бледный.

– Блондин или брюнет?

– Брюнет. Я помнил его с усами, но возле церкви он был без усов, не знаю почему… А черное платье вам идет.

– Простите?

– Вы тоже там были, говорили с кем-то. Я ушел, когда убедился, что вы тоже ушли.

– Дорогой мсье Лакомб, – сердито начала Амалия, – почему вы не рассказали мне раньше?..

Ресторатор надулся.

– А что я должен был рассказать? Как видел в толпе мертвеца? Вы бы сочли меня ненормальным…

Амалия задумалась. Получается, что Пелиссон прятался в Нейи, а потом явился на свои же похороны. Интересно, знал ли об этом его отец? И как он мог разрешить сыну появляться там, где его вполне могли бы узнать?

Нет, скорее всего, Дассонвиль ничего не знал. А вот у Пелиссона после зрелища собственных похорон окончательно – выражаясь современным языком – поехала крыша. Ничем иным нельзя объяснить дикое двойное убийство, которое он совершил.

– Я вижу, что расстроил вас, – начал Лакомб. – Не стоило мне упоминать об этом человеке…

– Нет, – поспешно сказала Амалия, – все в порядке.

Впрочем, чтобы успокоить ресторатора, ей пришлось вечером сходить с ним на представление пьесы, которая восхищала весь Париж.

После гораздо более тонкого русского театра французский кажется утомительно однообразным и – если уж называть вещи своими именами – довольно-таки убогим. Времена Мольера, Расина и даже куда менее известных за пределами своей родины Мариво и Мюссе остались в прошлом. Вместо старых классиков явилась целая плеяда авторов, не сказать чтобы совсем бесталанных, владеющих искусством диалога, даже способных создавать запоминающиеся характеры. Но писали они исключительно об одном – об адюльтере. В лучшем случае сюжет вертелся вокруг обсуждения вопроса, кто с кем спит, и главное – за сколько. Традиционно волнующие литературу проблемы – жизнь, смерть, судьба человека – мало волновали французских драматургов. Они продолжали плодить однообразные пьесы про супружеские измены, и успех их творений укреплял авторов в мысли, что все прекрасно и что нечего даже пытаться свернуть с избранного пути.

Амалия провела в театре утомительный вечер. Шутки, звучавшие со сцены, ее не смешили, актеры раздражали своими заученными ужимками, и она не могла не заметить, что актриса, исполняющая главную роль, играла из рук вон плохо – впрочем, так как она была любовницей директора театра, особого таланта от нее и не требовалось. Однако публика была в восторге, и занавес давали бессчетное количество раз.

Отклонив приглашение Лакомба проводить ее, Амалия вернулась на улицу Риволи и принялась составлять отчет для генерала Багратионова. Перечитав текст в первом часу ночи, она поняла, что он никуда не годится. Скомкав исписанные листы, Амалия положила их в пепельницу, чиркнула спичкой и стала смотреть, как они горят. Неожиданно до ее слуха донесся негромкий стук – словно кто-то осторожно открыл окно на первом этаже дома.

Воображение тотчас же нарисовало Амалии картину, как Сезар Пелиссон, заприметивший ее на собственных похоронах, впечатлился настолько, что решил выследить ее и прикончить. Раньше, конечно, он убивал, подстерегая жертвы на улице, но Амалия отлично знала, что логика – плохой помощник в общении с людьми (причем не только сумасшедшими).

Баронесса Корф проверила, заряжен ли револьвер, выключила свет и приготовилась ждать. Скрипнули ступени лестницы: незнакомец уверенно двигался на второй этаж. Затаив дыхание, Амалия выскользнула в коридор. Здесь было темно, но света от луны и фонарей снаружи оказалось достаточно, чтобы обрисовать силуэт ночного гостя. Выждав удобный момент, Амалия левой рукой зажгла свет, продолжая держать оружие в правой руке.

– А ч-черт! – вырвалось у ночного визитера, когда вспыхнул свет.

Признаться, баронесса Корф даже ощутила легкое разочарование, поняв, что ее решил навестить не Сезар Пелиссон, а капитан Дюбуа, также известный как Эвре, Тревор Уортингтон и виконт де Ботранше. Правая рука у него была в крови, он недовольно поглядел на нее и быстро спрятал за спину.

– Добрый вечер, капитан Эвре, или как вас там, – сказала Амалия, усмехаясь. – Надеюсь, вы проникли ко мне в дом исключительно с неприличными намерениями, иначе я буду сильно разочарована.

– Вы же говорили, это не ваш дом, – заметил гость, косясь на револьвер в ее руке. – Вы просто тут живете.

– Когда придираются к словам, значит, по сути дела сказать нечего, – уронила Амалия, пристально наблюдая за своим собеседником. – Предупреждаю: в доме достаточно прислуги. И я очень громко кричу.

– Может быть, вы уберете оружие, и мы поговорим?

– Может быть, вы сначала удосужитесь объяснить, какого дьявола вы сюда залезли? – в тон капитану отозвалась Амалия.

– Я хотел поговорить с вами.

– Оригинальный же способ вы выбрали, капитан Эвре.

– Так, чтобы о нашем разговоре никто не узнал, – закончил фразу капитан. – И меня зовут вовсе не Эвре.

– А как? – Ее собеседник передернул плечом, не отвечая. – Хотя бы имя свое назовите. Должна же я знать, как к вам обращаться.

– Ну, допустим, Раймон.

– Допустим? И что же вы собирались со мной обсудить?

– Вы ездили на бульвар Османа и узнали, что Сезар Пелиссон жив. Как по мне, это достаточный повод для разговора.

– Маленькая поправка, – вмешалась Амалия. – Я знала, что он жив, еще до того, как приехала к графу. Кстати, это, случаем, не вы стреляли в голову бедолаге, которого похоронили под именем Пелиссона?

– Нет. Я понял, что Сезар жив, когда увидел его в толпе возле церкви.

– Врете. Вы еще раньше предупреждали насчет него графа де Ранси.

– Хорошо, будь по-вашему. Я видел, как Дассонвиль относится к своему сыну. И я совершенно точно знал: что бы Сезар ни натворил, генерал сделает все, чтобы его защитить. Но…

– Но?

– Но это не значит, что я не понимал, как Пелиссон может быть опасен. – Раймон дернул щекой. – Может быть, мы продолжим беседу где-нибудь в другом месте?