Книга Лоуни, страница 18 – Эндрю Майкл Херли

Дождь перестал, последние капли воды стекали по старым водосточным канавкам, проложенным по булыжнику к массивной сточной решетке посередине двора.

Снаружи, как и внутри, «Якорь» производил впечатление места, которое жители многократно покидали. Места, обманувшего надежды и заброшенного. Стены, окружающие двор, развалились, превратившись в мозаику из камней разного размера, которые никто не мог сложить заново, поэтому разломы были просто затянуты проволокой. В углу можно было видеть небольшой сарай с жестяной крышей. Он был заперт, обнесен цепью, птичий помет обильно покрывал, его стенки. А дальше, за пределами двора, начинались огромные пустынные поля, так давно не возделывавшиеся, что ржавые плуги, культиваторы, сеялки, брошенные там еще с тех времен, когда мы только начали ездить в Лоуни, были почти полностью погребены под зарослями крапивы и терновника.

С моря дул порывистый ветер, словно проводя гигантской расческой по низкорослой траве и бросая в дрожь стоячую воду в крупных водоемах. Послышались какие-то звуки. Я обернулся. Рядом со мной стоял отец Бернард.

— Эндрю в порядке?

— Да, преподобный отец. Он спит.

— Хорошо.

Священник улыбнулся и кивнул головой в сторону моря:

— Вы раньше приезжали сюда каждый год?

— Да.

Он недоверчиво присвистнул:

— Не сказать чтобы здесь было много развлечений для мальчишки.

— Нормально было.

— Напоминает мне места, где я вырос. Мне не терпелось уехать оттуда. Скажу тебе, когда меня направили в Ардойн, жилье, которое мне предоставили, было просто райским по сравнению с тем, что на острове Ратлин. Для начала, в доме был туалет.

— И как там было? Как в Белфасте? — спросил я.

Я каждый вечер смотрел репортажи про него в новостях: баррикады, бутылки с огнесмесью…

Отец Бернард посмотрел на меня, понял, о чем я спрашиваю, и снова перевел взгляд на поле:

— Ты не захочешь там оказаться, Тонто. Поверь мне.

— Пожалуйста, преподобный отец.

— Откуда такой внезапный интерес?

Я пожал плечами.

— В другой раз, ладно? Хватит того, что Крамлин-Роуд в июле совсем не забава… — Отец Бернард кивнул в сторону поля. — Я собираюсь прогуляться. Хочешь со мной?

Священник раздвинул проволоку, я пролез сквозь нее и в свою очередь сделал то же самое для него. Оказавшись с другой стороны ограды, отец Бернард оправил куртку, и мы двинулись в сторону «Танка», спугнув пару куликов, которые с шумом вырвались из травы и улетели.

— Она желает добра, — сказал отец Бернард. — Твоя мать. Она только хочет помочь Эндрю.

— Я знаю, — вздохнул я.

— Со стороны это, может быть, выглядит и не так, но она сейчас в страхе.

— Да.

— А страх толкает людей на странные вещи.

— Да, преподобный отец, я знаю.

Священник похлопал меня по плечу и сунул руки в карманы.

— Ему станет лучше? — спросил я. Вопрос вырвался, прежде чем я смог себя остановить.

Отец Бернард оглянулся на дом:

— Что ты имеешь в виду под словом «лучше», Тонто?

Я колебался, и тогда отец Бернард, подумав секунду, задал этот вопрос по-другому.

— Я хочу сказать, что бы ты изменил в нем? — спросил он.

Я никогда раньше не думал об этом.

— Не знаю, преподобный отец. Чтобы Хэнни мог говорить.

— Это то, что тебе хотелось бы? Чтобы он заговорил?

— Да.

— Похоже, ты не очень уверен.

— Я уверен, преподобный отец.

— А ты думаешь, что Эндрю из-за этого несчастлив? Из-за того, что он не может говорить?

— Не знаю. Вроде бы не очень похоже.

Отец Бернард взвесил мои слова с глубоким вздохом, а затем заговорил:

— Послушай, не знаю, будет ли Эндрю лучше в том смысле, в каком ты хочешь. Тут Бог решает. Все, что ты можешь, это молиться и положиться на Него в том, что, как Он решит, так и будет лучше всего для Эндрю. Ты еще молишься, Тонто?

— Да.

Отец Бернард насмешливо улыбнулся. Хоть он и задал вопрос, но я думаю, он знал, что я не молюсь, и причем уже давно. Священники, как доктора, знают, что люди врут, чтобы не разочаровывать их.

Мы подошли к «Танку», и отец Бернард положил руку на камень и пощупал поверхность. Он провел пальцем вдоль длинной трещины и выудил клок мха, пропуская его волокна между пальцев:

— Богу известно, что нелегкий это путь, понимаешь? Он позволяет сомневаться в вере снова и снова. — Отец Бернард пристально разглядывал окаменелых моллюсков и аммониты. — А теперь, великий мудрец, скажи-ка, что там говорится в пятнадцатой главе у Луки.

— Насчет заблудшей овцы?

— Да. Ишь, раз ты помнишь это, значит, ты точно еще не проклят на веки вечные.

Отец Бернард двинулся вокруг камня, нащупывая, за что ухватиться, потом подтянулся и влез на самый верх. Уперев руки в бедра, он оглядел пейзаж, а затем его внимание привлекло что-то под ногами.

— Эй, Тонто, — позвал он. — Лезь сюда.

Он опустился на колени и принялся водить пальцами в наполненной водой выемке. Потом озадаченно посмотрел на меня.

— Это буллаун, — сказал он. — Мальчишкой я видел такой у нас на ферме…

Он снова взглянул на меня, взял мою руку и прижал пальцы к краям выемки.

— Чувствуешь, как гладко? Это не вода прорезала. Это вырезано человеком.

— А для чего, преподобный отец?

— Такие вырезали лет сто назад, чтобы собирать дождь. Тогда считали, что, когда вода не касается земли, она обладает магическими свойствами.

Он поднялся и вытер руки о куртку.

— Бабушка заставляла коров на нашем поле пить из него. А если у меня случался жар, она вела меня к нему и купала в воде, чтобы вылечить меня.

— И получалось?

Священник глянул на меня, нахмурился, потом коротко рассмеялся:

— Нет, Тонто, не получалось.

Он слез вниз. Я уже собирался сделать то же самое, как увидел, что на дороге внизу остановился «лендровер». По кресту на дверце я определил, что это была машина Клемента, но самого его в машине не было.

Два человека на переднем сиденье повернули головы в мою сторону, хотя трудно было сказать, смотрят они на меня, на «Якорь» или на рощу позади дома. На что бы они ни смотрели, даже с этого расстояния было видно, что это те двое, которых накануне отец Бернард просил помочь. Один был похож на быка, второй был с собакой. Паркинсон и Коллиер.

— Что это был за шум ночью, преподобный отец? — спросил я.