
Онлайн книга «Траектория»
— Лариса!.. Я вчера из Москвы, а тебя нет. Позвонил вашим, потом — в Омск, и любезный молодой человек по фамилии Черный сообщил мне номер поезда... Как все-таки это здорово — вернуться домой! 34. Понимаю, что воскресенье. Но меня так и подмывает позвонить шефу. Даже Толик, которому я надоела со своими сомнениями «звонить — не звонить?», в конце концов не выдержал и прочитал мне небольшую нотацию, смысл которой сводился к тому, что Павел Петрович работает слишком напряженно для его возраста, и в выходной день беспокоить его просто свинство. Поэтому в понедельник поднимаюсь раньше обычного и уже в начале девятого подъезжаю к прокуратуре. Странное дело: окно кабинета Павла Петровича не освещено, а прокурорская «Волга» у крыльца. Ставлю «Ниву» рядом. Дверца «Волги» приоткрывается, и из нее высовывается удивленный Виктор. — Вы что, Лариса Михайловна, уже вернулись? — Нет еще,— улыбаюсь я.— Ты куда шефа дел? — На электрокардиограмму отвез. Его что-то вчера прихватило. Сегодня кое-как с женой его уломали. Хорохорится: мол, отпустит, и не так раньше прижимало... Поднимаюсь на крыльцо и слышу, что меня окликают. Оборачиваюсь. Ко мне спешит невысокая женщина в приталенном зеленом пальто с лисьим воротником. Цвет ткани я еще различаю в сумеречном свете уличного фонаря, а лица разобрать не могу. — Лариса Михайловна,— снова с волнением в голосе окликает женщина,— Здравствуйте, это я, Хохлова. — Что случилось, Вера Николаевна? — Я видела того человека,— торопливо говорит она.— Того самого, который забрал телогрейку Алексея. — Где?! — Возле киоска по приему стеклотары, недалеко от нашего дома. Я на работу бежала, вижу — он в очереди стоит. Вот и попробуй спланировать свой рабочий день! Специально приехала пораньше, чтобы напечатать постановление об аресте Репикова и к приходу шефа положить на стол. Но сообщение Хохловой игнорировать нельзя. Неизвестный может исчезнуть. — Садитесь,— возвращаясь к «Ниве», прошу я. Резче, чем обычно, срываю машину с места. После минутного молчания Хохлова спохватывается: — Лариса Михайловна, телогрейку-то я другую отдала. От неожиданности притормаживаю. — В таком состоянии была... Ошиблась. Вместо той, в которой погиб Алексей, отдала нашу. Он в ней на рыбалку ездил, в колхоз. Стала в кладовке прибирать, а та, что со стройки, висит. — Пуговицы все на месте? Вера Николаевна удивленно смотрит на меня. — Пуговицы?.. Нет, верхняя оборвана. Чужие ошибки иногда приносят пользу. Теперь у меня полный комплект для экспертов — и пуговица, и телогрейка. Похоже, Вера Николаевна намеревается окончательно ошарашить меня новостями: — Вы знаете, к нам приехал знакомый Алексея, я вам про него рассказывала, из Шадринки... — Данилов? — Ну да, Михаил Дементьевич... Алексей летом у него жил. Да вы же его знаете, вы же были у них... Она, видимо, ждет, что я объясню цель своей поездки в Шадринку, по мне не до этого. Коротко отвечаю: — Да, мы знакомы. — Очень хороший человек,— словно споря со мной, произносят Вера Николаевна.— Мы же для него никто, а он приехал в такую даль, целый чемодан гостинцев привез: мясо копченое, мед горный, орехи... — Где он сейчас? — Встал пораньше, по магазинам пошел. Колбасы ему заказали и кукурузных палочек... Почти не снижая скорости, подъезжаю к разномастной очереди у приемного пункта. Спрашиваю у Хохловой: — Здесь? — Вторым стоит. Расслабленно откидываюсь в кресле, — Подождем... Вторым в очереди стоит худой, ниже среднего роста мужчина. Рядом с его подшитыми валенками с загнутыми голенищами лежит на санках огромный рюкзак. Мужчина ловким рывком закидывает рюкзак на прилавок и спорыми движениями выставляет бутылки. Получив деньга, задирает вверх острый подбородок, очевидно, еще раз прикидывая, сходятся ли его подсчеты с расчетом приемщицы, скручивает рюкзак, берется за санки. Жду, когда он отойдет от киоска шагов па тридцать, и осторожно трогаюсь за ним. Поравнявшись, открываю дверцу. — Гражданин, можно вас на минуточку? — Пожалуйста,— останавливается он. Изучив мое удостоверение, мужчина оторопело оглядывается по сторонам, затем кривится: — Что, бутылки нельзя сдавать?.. Все думают, если бутылки сдает, значит, алкоголик. Никогда не пил, а теперь и вовсе не могу. Здоровье не позволяет. Если хотите знать, третий год на инвалидности сижу! А бутылки вот — собираю… — Вам эта женщина знакома? — указываю на сидящую в кабине Вору Николаевну. Мужчина подается к стеклу. — Знакома. Я у нее спецодежду забирал,— он понижает голос,— муж у нее на стройке погиб. — Откуда вам это известно? — Так тот мужик сказал, который попросил сходить. Я у ларька стоял, подходит он ко мне — невысокого роста, пожилой, но коренастый такой,— худой мужчина смущенно скребет плохо выбритую щеку,— Меня почему-то часто за алкоголика принимают... Вот и он, видать, принял. Сходи, говорит, по такому-то адресу, возьми у хозяйки спецодежду, а то мне неудобно, товарищ погиб, а одежда на мне числится. Если его жена меня увидит, разные охи начнутся, а тебя она не знает. А я, говорит, не обижу, на бутылку дам. Черт с тобой, думаю, если у тебя пятерки лишние... — Опознать того гражданина сможете? — перебиваю я. — Смогу, на зрительную память не жалуюсь. — Вы не против, если сейчас же проедем в прокуратуру? — Пожалуйста,— мнется он,— только у меня... саночки... — А мы их в багажник. Хохлова перебирается на заднее сиденье, а свидетель, вежливо поздоровавшись с ней, занимает место рядом со мной. Хлопаю дверцей, и вдруг меня осеняет. Оборачиваюсь к Вере Николаевне: — Данилов не спрашивал, где находится стройка? — Спрашивал. Я ему объяснила, как туда добраться... Не надо было? Приходится нарушать правила дорожного движения. Машина влетает на территорию строительного участка и, проехав юзом несколько метров, замирает у вагончика. Мои пассажиры, испуганные гонкой и совсем не понимающие, чем она вызвана, облегченно вздыхают. Но мне не до них. Выскочив из «Нивы», слышу глухие удары о стенку вагончика. Бросаюсь к двери. Кажется, успела вовремя. Гость из Шадринки, схватив своими ручищами Репикова за отвороты телогрейки так, что ноги того беспомощно брыкаются в воздухе, а испуганно-злые глаза вот- вот выскочат из орбит, размеренно бьет его о стену и спрашивает: |