Онлайн книга «Холодный свет луны»
|
– О чем ты так долго беседовал с местной дамой? Рядовой пожал плечами: – Да, собственно, ни о чем! Она же сначала сказала, чтобы прицепили ведро с парашей. Я ответил, не стоит, мол, рано еще. Она опять попросила прицепить к крюку ведро, добавив, что хозяин приказал ей сделать все, что ежедневно делают охранники. Савельев переспросил: – Хозяин? Приказал? Так кто она здесь, в этом чертовом бандитском логове? – Наложница! Тоже, по сути, как и мы, рабыня. Лейтенант поинтересовался: – Сколько же ей лет? – Четырнадцать! – Вот как? И как зовут это юное создание? – Фатима! – Фатима! – повторил Савельев задумчиво и задал вопрос: – И как она относится к нам, русским? Или об этом разговора не было? – Да я так мимоходом спросил у нее, мол, она, наверное, ненавидит советских солдат? К моему удивлению, ответила отрицательно. Сказала – русские лучше, чем моджахеды. В ее родном селении афганцы хорошо жили рядом с военной базой. Но пришли душманы Рамазана, и жизнь закончилась. Здесь она обязана пахать на своего хозяина и удовлетворять в постели все его животные прихоти. Сержант проговорил: – Да, достается тут девочке. – Ты, Казакевич, узнал, где мы находимся? – поинтересовался Савельев. – Узнал! В кишлаке Чиштан, рядом с особым лагерем подготовки моджахедов Абдула Фархади, километрах в тридцати от города Чевар. Короче, в Пакистане мы, рядом с афганской границей. Кстати, в лагере много наших соотечественников, как и мы, пленных. Лейтенант проговорил: – Непонятно! Рядом лагерь. В нем пленные. А мы в каком-то кишлаке. Почему Рамазан не сдаст нас Фархади? – Это я тоже узнал. В общем, Рамазан Салакзай, наш новый хозяин, ищет покупателя, чтобы продать нас! Вот так! – Значит, в лагере о нас не знают? – О нас, командир, не знают даже в кишлаке. Кроме, естественно, людей Салакзая! – Эх! Помогла бы нам эта девочка бежать?! – Куда, лейтенант? И что она может? Мяса кусок с барского стола кинуть да парашу вытащить? Офицер задумался, проговорив: – Не скажи, Коля, не скажи! Но ладно, одно то, что мы знаем, где находимся, и то, что у нас есть пусть и слабенький, но союзник среди духов, уже хорошо. Величко поинтересовался у Николая Казакевича: – А ты, Колян, не спрашивал, какое сегодня число, день недели, а то в этом подвале все перепуталось, к едреной фене? Казакевич ответил: – Сегодня, Олег, четверг, 20 июня! Год, думаю, не забыл? – Не забыл. Надо где-нибудь пометить дату! Сержант Рябов усмехнулся: – Зачем? Долго нас тут держать не будут! – Но три месяца держат? – Девка же говорила, этот ублюдок Салакзай ищет покупателя, чтобы продать нас, как баранов. А раз ищет, найдет! – Что же делать? Лейтенант? Ну хоть ты что-нибудь придумай! Не зря же тебя четыре года в военном училище учили, да и опыт боевой имеешь! Придумай, а то так все здесь с ума сойдем. Друг другу за глоток воды глотки грызть будем! Савельев оторвался от мыслей: – Спокойно, ребята! Что-нибудь придумаем. Величко сказал: – Ну, наконец, наш лейтенант в себя пришел, а то лежал бревном на матрасе, глядя в стену. Я думал, кранты, мужик с горя дуба даст. Ан нет, ожил. И это вселяет надежду. На кого же нам рассчитывать, как не на командира? Лейтенант впервые за все время нахождения в плену улыбнулся: – Ты прав, Олег! Но и вы напрягите извилины. Одна голова хорошо, четыре – лучше! – Я думаю, – сказал сержант, – надо каким-то образом дать знать о себе в кишлак. Рамазан нас скрывает, хочет продать тайно, значит, боится засветиться. Возможно, здесь за это глотки режут. А если о нас узнают в кишлаке, то наверняка заберут в лагерь. А там среди своих проще будет. Лейтенант, соглашаясь, кивнул: – Хорошая мысль! А главное – правильная! Надо попасть в лагерь. Для этого засветишься перед духами, теми, что не связаны с Рамазаном. Только как это сделать? Казакевич предложил: – А если через Фатиму? Она может шепнуть какой-нибудь соседской невольнице о том, что Рамазан втайне от всех держит пленных. Савельев вздохнул: – Ей за это точно голову отрежут. И потом, ты уверен, что мы увидим ее еще раз? Со своего матраса приподнялся Рябов и спросил: – Мужики, когда нам жратву охранник спускает, он вооружен или нет? Пленные повернулись к сержанту. Ответил Казакевич: – Вооружен, автоматом, который за спиной держит, я видел, а что? Рябов обвел взглядом товарищей по несчастью: – А если сдернуть духа за веревку вниз, когда он будет опускать пищу или парашу? Тогда у нас появится заложник и автомат! Дадим в люк пару очередей, весь кишлак на уши встанет. А сами духом прикроемся. И Рамазан ничего сделать не сможет! Нет, завалить нас, конечно, в его силах, но как потом он своим командирам объяснит, почему у него в подвале были советские пленные? Савельев отрезал: – Не пойдет! – Почему, командир? – Ну, допустим, сдернем мы духа, заберем автомат, дадим очереди, и что? Рамазан будет ждать, пока сбежится народ к его дому? Черта с два. Когда нас вели к сараю, кучу камня у забора видели? – Было что-то! – Вот именно, что было. Салакзай этим камнем и засыпет нас в своем подвале, а стрельба здесь, думаю, никого не удивит. Рамазан скажет, что стрелял по мишеням какой-нибудь обкуренный охранник, и все! Кто будет разбираться? Никто! Рябов не сдавался: – Ту кучу мы когда видели? Три месяца назад. Ее навалили не просто так, а чтобы построить что-нибудь. Наверняка во дворе уже нет того камня. Савельев вновь кивнул: – Допустим, камня нет, но есть вода. И подвал если не завалить, то можно затопить, что для нас означает одно и то же – смерть. Нет, мужики, Рамазан сообразит, как отмазаться. А мы подохнем в этом каземате! Надо придумать что-нибудь другое! – Но что? – Пока не знаю! Поэтому и говорю: думайте! Пленные легли на свои матрасы. Думать. Искать выход. Не подозревая, что спасение рядом, и оно в той хрупкой девочке, еще ребенке, которая проявила сострадание к ним и которую невольники не надеялись больше увидеть. И, конечно, в тех событиях, что назревали в самом лагере. Жара и духота усилились, и это означало, что время где-то около четырех часов пополудни. С четырех и до девяти в подвале было особенно тяжко. Не намного лучше и на улице, но в подвале переносить зной тяжелее. Потом, когда ночь вступит в свои права, полегчает. Вот только ночь узникам предстояло провести в другом месте. Вне подвала. Уже не в плену, но еще и не на свободе. |