Книга На нарах с Дядей Сэмом, страница 66 – Лев Трахтенберг

С волшебной бумагой я заявился в офис Робсона.

Однако моим дерзким дворницким мечтам сбыться не удалось.

Канцлер Робсон проявил себя с самой худшей стороны: «Меня не волнует подпись лейтенанта! Неизвестно еще, как ты его уговорил… Это я распределяю тюремные работы! У уборщиков свободных мест нет! Я это знаю лучше, чем кто-либо – все в моем компьютере! Тоже мне, решил прыгнуть через голову – ничего у тебя, Трахтенберг, не получится! В общем, даю тебе еще полтора дня… Если не найдешь настоящей работы – с понедельника выходишь на кухню! Все, иди!»

У Шорти сорвался солидный куш и приработок. Я тоже был расстроен, чувствуя к себе особые «симпатии» солдафона Робсона. Все советчики находились в полной растерянности, особенно Зина-бригадир.

– Ни хрена не понимаю. – Он качал головой во время внеочередного срочного «совета в Филях». – Давай ты подойдешь в спортзал… Там народу работает до хрена, должно и тебе местечко найтись!

В разговор включился бывший финансовый махинатор, а ныне «техник по уборке отряда» Давид Давыдов и спец по спортзалу рабовладелец Рома Занавески.

Последний состоял на работе при «спортивно-развлекательном департаменте». Он выносил и вывозил мусор из тюремной «качалки».

– Лева, – сказал Роман с сильным эстонским акцентом и, как всегда, путая мужской и женский род, – я могу говорить о тебе с офицер из спортзалы. Но ты понимай, пожалуйста, что там нужно находиться весь рабочий время. Два смены: с восьми утра до трех дня, или с часу дня до восьми вечера. Работа – бей лежачую!»

Мой новый товарищ, как всегда, смешно переврал известную русскую поговорку.

По его словам выходило, что побитый спортивный зал, заржавевшие тренажеры, баскетбольная площадка и вытоптанные поля для бейсбола и американского футбола обслуживало человек двести.

Однако первое место по количеству тюремных трудящихся занимали мастерские – самая настоящая «тюрьма в тюрьме». Они находились в двух бесконечно длинных одноэтажных бараках, построенных из стандартного красного кирпича.

Прилегающая к ним захламленная территория была затянута трехметровым забором из сетки «рабица» и колючей проволоки. Это и создавало впечатление дополнительной внутренней тюрьмы. Ворота в мастерские открывались три раза в день: в 7.30 утра, чтобы принять темнокожий пролетариат, с 11 до 11.30, чтобы пустить его на кормежку, и в 3.30 дня, чтобы выплюнуть его по отрядам для «всеобщей четырехчасовой проверки личного состава заключенных США».

В 4 дня по вашингтонскому времени по всей стране проводился самый тщательный пересчет контингента. Ежедневные результаты зэковской проверки были доступны каждому желающему на сайте «Bureau of Prisons» – www.BOP gov.

На портале тюремного ведомства присутствовал еще один любопытный виртуальный прибамбас: набрав в поисковике фамилию любого федерального заключенного США, можно было получить информацию о его месте заточения и дате выхода на свободу.

До моего ухода в Форт-Фикс игрушка показывала, что я нахожусь «в дотюремном транзите», поскольку трехлетний домашний арест как часть срока не засчитывался.

Я вовсю развлекался, вводя имена Марты Стюарт ^[231], Вячеслава Иванькова ^[232] и прочих крутых американских зэков в качестве познавательного и наглядного примера…

…Время от времени в течение дня дежурный зольдатен открывал шлюзовую камеру мастерских и выпускал очередную техническую команду на диверсионное спецзадание.

Мы располагали целым созвездием «мастеров-ломастеров», как бы отвечавших за починку электропроводки или сантехнического инвентаря, за столярные или слесарные работы и прочие побелки, покраски, шпаклевки.

Через какое-то весьма короткое время все опять ломалось и выходило из строя – диверсанты знали свое дело.

Never ending process ^[233]…

В мастерских не было практически ни одного белого работника.

Исключение составлял неугомонный розовощекий 65-летний Профессор.

В первой половине дня он инженерствовал: читал чертежи и объяснял недорослям «откуда берется ток в проводах». С 6 до 9 вечера Ричард безвылазно просиживал в юридической библиотеке, работая одним из «домашних адвокатов». Так называли бывших американских стряпчих и доморощенных умельцев, готовивших за мзду апелляции другим заключенным. Многостраничный документ стоил от нескольких сотен до пары тысяч зеленых – на порядок дешевле, чем у «уличных» законников.

Ричард был явно не от мира сего. Седовласый «божий одуванчик» обладал энциклопедическими познаниями в точных и естественных науках, был дважды доктором наук, а за тринадцать лет отсидки досконально изучил криминальную юриспруденцию. Он любил говорить латинскими изречениями и рассказывать исторические байки, поэтому вокруг бескорыстного Профессора всегда толпился любопытствующий народ и приживалки. Он практически никому не отказывал в помощи, работая за «просто так».

В Форте-Фикс ему оставалось сидеть еще двенадцать лет – небывалая плата за научное «открытие» в области неорганической химии.

Благодаря профессорскому «рационализаторскому предложению» от таблеток «экстази» как-то особенно хорошо вставляло и плющило танцующую молодежь Восточного побережья США.

Ричард проиграл суд присяжных, которые не поверили, что за изобретение он не получил ни цента.

Я в это верил на все сто процентов – мимо его носа в тюрьме проплывали великие тыщи от отправленных в суды документов о пересмотре срока.

Ученого подставил его бывший сосед, ставший драгдилером ^[234] и попросивший Профессора провести пару опытов. Чтобы сократить свой собственный срок, «друг» дал показания на Ричарда, и тот с песнями отхватил свой четвертак.

Попасть в мастерские, где трудился Профессор, я не хотел не из-за «голубой крови», а из-за сознания напрасно прожитого дня.

Хотя местный гегемон (за исключением Ричарда) не перетруждался, а большее время возлежал на лавках и верстаках, это занятие было явно не по мне. Читать или писать в мастерских строго воспрещалось, поэтому время там тянулось в десять раз медленнее.

К моему большому удивлению, многим зэкам там «трудиться» нравилось, как, впрочем, и в заранее ненавистной мне столовке.

В первом случае умельцы выполняли спецзаказы состоятельных арестантов, производя «сувенирку» и популярные на зоне запрещенные электрокипятильники. Во втором – нещадно тащили с кухни провиант для оголодавших тюремных буржуинов и «аппер миддл класса» ^[235].