Книга Записки для моих потомков, страница 9 – Ариадна Борисова

Мы полистали дневник… Вот это да! Он так и пестрел двойками! Мало того, там были замечания: «Баловался на уроках», «Не записывает домашние задания» и даже «Сорвал занятия»! В конце дневника на табельном листе было размашисто выведено: «По русскому языку оставлен на осень».

Васька ужасно расстроился. Он никак не мог этому дневнику поверить и всё листал его и перелистывал.

— Так вот почему мама говорит, что я весь в отца, — огорчённо произнес он, — но я-то хоть на осень не остаюсь!

Я сказала:

— Подумаешь, всё равно твой папа школу закончил и даже стал почётным шофёром. Мозги же не сразу умнеют, а постепенно. И ты когда-нибудь тоже обязательно поумнеешь.

Ваське расхотелось смотреть журналы. Во дворе его папа колол дрова и складывал их в поленницу для просушки. Он взмахивал над чуркой топором — бац! — и получались аккуратные золотистые полешки. Кожа у Васькиного папы лоснилась, будто намазанная маслом, а на руках, как мячи, перекатывались тугие мышцы.

Васька сел на бревно поодаль и осторожно спросил:

— Пап, а ты в школе хорошо учился?

— Эх-ма! (бац!) — сказал Васькин отец. — Конечно, хорошо и даже отлично! Пятёрки, как чурки, колол!

— А двойки у тебя были?

— Да ты что, брат? Какие двойки? (бац!) У меня их сроду не было!

Васька ещё что-то хотел спросить, но передумал.

Васькин папа сложил поленницу, велел нам подмести щепки и никуда со двора не уходить. Вышла Васькина мама, и они куда-то уехали на уазике.

Мы подмели щепки в кучу. Было невыносимо жарко, пришлось опять постоять под шлангом на огороде. Бедные поросята под навесом совсем сопрели. Мы их пожалели и решили устроить душ. Стали выводить по одному поросёнку из загона и купать из шланга, а они радовались и хрюкали, довольные. Потом мы выпустили их во двор, ведь теперь они были чистые и не могли ничего запачкать.

Свинка по имени Суббота ткнула меня пятачком, чтобы я почесала её за ухом. Пока я разговаривала с ней, Васька оседлал Четверга и закричал: «Ура!» Я, конечно, тут же уселась на Субботу. Мы с Васькой схватили по прутику и бросились в бой! Суббота норовила удрать, но я крепко сжала ногами её толстые бока. Я дралась прутом как саблей! Васька ловко увернулся, глупая Суббота с маху врезалась в дрова, и мы едва успели отскочить — поленница зашаталась и рухнула! А вместе с нею свалилась жердь с верёвкой, на которой сушились три прищеплённые подушки.

Мы стали спасать заваленные дровами подушки. Эту игру Васька назвал «Последний день Помпеи». Одна несчастная подушка сильно пострадала, когда с жалобным стоном выбиралась из-под развалин. Она порвалась, и перья выскочили у неё из живота.

— Испустила пух, — скорбно сказал Васька. — Ни пуха тебе, ни пера, подушка. Ты жила честно и умерла как настоящий боец.

Мы обошли по двору круг почёта: впереди шёл Васька и разбрасывал подушкины перья, чтобы ей земля была пухом, за ним следовала я, а за мной — все семь поросят. И, как назло, именно в этот трагический момент вернулись Васькины родители.

Ох, какой поднялся шум, даже не хочется вспоминать. Я сразу убежала домой и весь вечер вела себя так хорошо, что удивила маму и бабушку, а мамин брат дядя Сеня запел с подозрением в голосе: «Что день грядущий нам готовит?»

…Грядущий день всегда что-нибудь да готовит. И редко когда приятное. Васька с утра вызвал меня на улицу. Он сказал, что решил навсегда покинуть родной дом, потому что его родители — жестокие люди. Особенно папа.

Мы пошли на речку «печь блинчики». Это делается так: бросаешь плоский камешек, чтобы он летел спинкой, а не боком, и считаешь, сколько раз камешек подпрыгнет над водой. Между «блинчиками» Васька рассказал, что вчера, пока родители кричали, он быстренько загнал поросят в загон и заново сложил поленницу. А вечером папа сказал, что обещанный велосипед он теперь за такое поведение Ваське не купит из воспитательных целей. И мама его поддержала.

Терять Ваське больше было нечего, поэтому утром он подложил папе найденный в сарае-амбаре дневник. Пусть вспомнит своё собственное поведение! А сам Васька решил уйти из дома и стать бродячим музыкантом.

Васька сделал дудочку из тростника и играет на ней очень здорово. Когда я пою, дудочка ловко подпевает мне. Так что, я думаю, бродячий музыкант из Васьки выйдет замечательный. Может, если мне за что-нибудь сильно влетит дома и тоже придется разочароваться в домашней жизни, я примкну к его одинокой труппе. Мы вместе будем бродить по всяким сёлам и городам, я стану петь, Васька — играть. Денег соберём кучу и отправимся дальше — за границу, пойдём уже по другим странам. Это прекрасная возможность как следует попутешествовать.

Тут к нам подошёл дядя Сеня и разбил все мои мечты. Мы ему рассказали о Васькиной неприятности. Дядя Сеня — свой человек и всегда нас понимает. Он сказал, что Васька не сможет далеко уйти, его всё равно поймают по особым приметам: уши нечистые, волосы торчком, в правом кармане дудочка, а в левом — дырка.

— Не сумеешь ты, Васька, один жить. Что есть будешь, где спать?

Васька подумал и сказал:

— А я не на всю жизнь уйду. На три дня. В воспитательных целях.

Но воспитание Васькиного папы не получилось, потому что на берег выбежал с ремнём он сам, схватил Ваську за ухо и заорал:

— Какой позор! Мой сын! Остался! На осень!!!

Всё произошло очень быстро, и дядя Сеня не успел вмешаться. Отец схватил Ваську за шкирку, нагнул и ну стегать ремнём по одному месту! У меня реакция оказалась лучше, я подскочила ближе, рискуя тоже получить сгоряча, и закричала:

— Там было написано «Дневник Соловьёва Васи», но это не его дневник, это дневник Соловьёва Васи!

Я всё перепутала от волнения. Но Васькин папа перестал махать ремнём и уставился на меня, будто в первый раз увидел.

— Она хотела сказать, что это не Васькин, а твой дневник, Василий, — пришёл на помощь дядя Сеня. — Дети его в амбаре нашли. Ты бы на год посмотрел…

Глаза у Васькиного папы сразу стали ошалелые и какие-то смущённые.

— Тьфу ты, брат… Это… Как его… — забормотал он. — Вот незадача, ну, было, брат, такое… Я потом подтянулся… Меня-то за это мой отец знаете как отлупил!..

Вид у него был такой жалкий и несчастный, что Васька не выдержал, дёрнул его за руку и сказал: