Онлайн книга «Кусатель ворон»
|
Иустинья затряслась. Крупно и угрожающе, она вообще, как я погляжу, оказалась мастерица устраивать собой разные эффекты, трепетать, вцепляться, выдирать. А с виду не скажешь. Хотя… Пятахин вытер кровавые руки о джинсы. – Тебе нужен пластырь, – посоветовал Лаурыч. – Круто она тебя, – подал голос Дубина, возможно, с некоторой завистью. – Это любовь, – подытожила Снежана. – Отдай! – с ощутимо замогильными интонациями потребовала Иустинья. – Поцелуй – тогда отдам, – пообещал Пятахин. А вот баторские в разборке участия почему-то не принимали, молчали, смотрели дружно в окно. Странно. – Отдай немедленно, а то очень пожалеешь, – прошипела Иустинья. – Отдай, Пятачок, – посоветовала Снежана. – А то она тебя действительно поцелует! Браво! Снежана Эмчээсовская тоже девушка непропащая, еще больше в этом укрепляюсь. Тег «Любовь». Пятахин вновь раскрыл нетбук. – Наверняка тут есть признания, – сказал он. – Личный дневник монахини… – Отдай, а не то я выброшусь, – пообещала Иустинья. – Она умеет, – сказала Снежана. – Подайте прорубь! – Да куда ей бросаться, мы как на подводной лодке, – Дубина постучал по стеклу автобуса. – Выкинусь! – крикнула Иустинья так пронзительно, что Жмуркин проснулся. Он сел, потерянно огляделся, потер глаза. Иустинья направилась к выходу. – Что тут происходит? – одурело спросил Жмуркин и стащил наушники. – Жохова выброситься хочет! – объявил Пятахин. – Василий Иванович, останови, пожалуйста! – попросил Жмуркин. – Опять что-то… – Да тут проруби нет, сейчас лето! – Пусть выпрыгивает, – сказала Снежана. – Одной дурой меньше. Штуцермахен стал притормаживать. – Вы все гады! – крикнула Иустинья. – Гады! Гады! Всех вас ненавижу! Она подскочила к дверям автобуса и стала их пинать ногами и толкать корпусом. Бум-бум-бум, сколько силы вскипело в этом, казалось бы, хрупком теле. – Автобус сломаешь! – заявил Дубина. – Устя, успокойся, – попросил Жмуркин. Но Иустинья не унималась – билась и билась, и Дубина не выдержал, выбрался из кресла, подошел к Жоховой и попытался ее оттащить. Жохова не далась, громко щелкнула зубами, и Дубина отступил в нерешительности. Иустинья долбанула в дверь спиной, уперлась ногами в ступени и принялась выдавливаться. Дверь стала приоткрываться. – Тормозите! – крикнул Жмуркин. – Сейчас вывалишься ведь, дура, – сказал Дубина. И как настоящий джентльмен он попытался оградить даму от выпадения на асфальт, любой на его месте поступил бы так же. Случилось вдруг нечто фантастическое – Иустинья выхватила откуда-то, мне показалось, что из рукава, довольно большой электрошокер и раз!!! – всадила его Дубине прямо в лоб. Все-таки пресвитер Жохов снабдил свою Устеньку средством обороны от недругов, я так и знал. Между глаз Дубины проскочила озорная искра, и боксер недоуменно осел на пол. Автобус остановился. Двери с шипеньем отошли. – Ах ты дрянь! – со своего места выскочила Снежана. Она бросилась на Иустинью, та с ловкостью Джеки Чана выставила шокер перед собой. Снежана наткнулась. Шокер щелкнул, Снежана не упала, замерла, затем вцепилась в Жохову, и они вместе вывалились из автобуса. В канаву. Тег «…». Тут даже не придумаешь. Жмуркин вздохнул. – Жесткач… – в восхищении сказал Пятахин. – Супер! Лаура Петровна села в кресло и усадила рядом с собой Лаурыча. – Не могу… – помотал головой Жмуркин. – Не могу… – Бабий бой! – Пятахин достал мобильник. – Бабий бой! Если честно, то я не очень верил глазам. Фестиваль души, жизнь превосходит любые грезы, даже самые разнузданные, я повторял это уже в сороковой раз. И это было хорошо. Это было уже гениально, небеса послали всех недругов в мои безжалостные длани, лишили их разума. Если сидеть на берегу реки достаточно долго – мимо проплывет труп твоего врага. Китайская мудрость. Я взялся за фотоаппарат. Канава оказалась крайне фотогеничной, такой настоящей нашей канавой, в которой присутствовали все родовые признаки любой уважающей себя канавы: грязь, жижа, ряска, лопухи, коряги, водоросли, безнадежность и обилие всех этих ингредиентов. И глубина. Это было одно из самых главных достоинств, канава оказалась глубока. Девушки рухнули… вернее, ухнули в канаву, погрузились в ее алчущие пучины прямо с головами. А!!!! Иустинья и Снежана погрузились, и сия пучина поглотила их обеих. Впрочем, судя по тому, как волновалась поверхность канавы, схватка продолжалась и внизу. Девушки продолжали восхищать. – Лучшее, что я видел в жизни, – сказал Пятахин. – Можно спокойно в гроб ложиться. Он тоже снимал, на телефон. Вдруг волнение приостановилось, и жижа приобрела былое спокойствие. – А вдруг утонули? – предположил Лаурыч, вырвавшийся от маменьки. Но грязь разошлась, и соперницы восстали из вод, и теперь их было трудно отличить друг от друга, грязь сравняла их, в канаве ведь тоже нет ни пожарного, ни пресвитера, все равнозначны, все грязны. Жмуркин выругался и достал резиновые сапоги. – Виктор, что происходит? – спросила Александра. – Остановка, – объяснил я. – Постоим, отдохнем. – А это… Она кивнула на канаву. Соперницы стояли друг перед другом в позе пантер, готовых ринуться в бой. – Это уже не Достоевский, – сказал я. – Это Лесков. – Лесков? – Великий русский писатель, – пояснил я. – «Леди Макбет Мценского уезда». Жесткач, Пятачок прав. – Лесков… Александра записала в блокнот. – А-а-а! Снежана – кажется, это все-таки Снежана – закричала и стукнула Иустинью по лицу, с размаха, и в разные стороны полетели грязевые ошметки, Иустинья ответила таким же ударом, а затем укусила Снежану разрядом шокера в плечо. Снежана перехватила руку, отобрала прибор и нанесла ответный удар. То ли заряд в шокере исчерпался, то ли девчонки были предельно наэлектризованы злобой, но искра их не брала. Они то и дело вырывали друг у друга шокер и по очереди вонзали его в противницу, эффект получался небольшой, вопили только. |