
Онлайн книга «Кусатель ворон»
Начальство уже сидело за столом и пило чай вприкуску. Перед ним стояло сразу три железных кружки и небольшая горка белого и неровно колотого сахара, я такого даже и не видел. Наверное, Капанидзе из каких-то своих запасов притащил. Жмуркин увидел меня и сразу все понял. Спросил неприветливым голосом: – И что опять? После нашего путешествия этот вопрос будет ему сниться в затяжных безнадежных кошмарах. – Болен нырнул в колодец, – сказал я. – В Полелюев. – Кто нырнул в колодец? – Кассиус. – Так… Жмуркин закинул в рот сразу половину сахара и стал с хрустом жевать, вероятно, чтобы подсластить полынь бытия. А может, чтобы зубы сильней разболелись. А нечего в политики записываться, шел бы в режиссеры, как хотелось. – Зачем он туда нырнул? – спросил Жмуркин, жуя сахар. – Он, оказывается, юный немецкий гидролог, – объяснил я. – Хочет спустить Полелюев колодец, считает, что родник на дне… – Я с них шкуру спущу, – спокойно заметил Жмуркин. – Он точно нырнул? – Во всяком случае, собирался. – А ты куда смотрел? – скрипнул зубами Жмуркин. – Я же просил приглядеть… – Я им всем не сторож ни разу, – сказал я. – За такой сворой куда уследить мне? И потом, я спал. – Он спал, – передразнил Жмуркин. – Ты бы меньше спал, и так уже проспал… Дальше он выразился так, как в областном молодежном парламенте выражаться не принято. После чего дожрал сахар, и после этого уже мы побежали. Спасать ныряльщика Болена. Болен-Болена. Не скажу, что я большой любитель кросса по пересеченной местности, но тут я старался. Как два молодых и еще не покрывшихся ветвистыми рогами вепря, мы неслись меж берез и елей, и ракит, и осин, и молодых дубов, и только ветер свистел в ушах, и клацали зубы Жмуркина, видимо, он вставил себе металлокерамические коронки. До Полелюева колодца было километра полтора, пожалуй. Бежали. За ночь в лесу наросло несколько мухоморов, на которых лично я поскользнулся два раза, дикие и от этого разнузданные белки, смотревшие с древес недобрым взглядом, хохотали и показывали пальцами нам вслед. Но мы не успели. В крутом и высоком берегу был прокопан узенький проход, по которому можно было спуститься к воде, по поверхности водоема шли круги: Болен, видимо, уже погрузился. Жмуркин выразился еще менее цензурно, чем в прошлый раз, затем выдохнул: – Ныряем. И прыгнул в воду, как настоящий лидер, не раздумывая. И я прыгнул за ним. Хотя и не хотелось особо. Нырец я еще гораздо менее успешный, чем беглец, но, как оказалось, чемпионом мира по нырянию здесь быть и не требовалось, я солдатиком ушел под воду и тут же воткнулся во что-то жирное, похожее на масло. И застрял. Влип. Увяз. Попытался всплыть, но ничего не получилось, и я принялся извиваться, и рваться, и что-то неприятно живое потрогало меня за шею. От этого я дернулся уже совершенно мощно, вывернулся изо дна и всплыл на поверхность вод. Рядом всплыл Жмуркин, на лбу у него извивался многоножный черный червяк, в волосах застряла тина. – Ну, что? – спросил я. – Ничего, – ответил Жмуркин. – Вроде никого. Вокруг нас волновалась грязная бурая жижа, в которой весело копошилась мелкая болотная живность – жуки-плавунцы, мотыли и всяческие личинки безобразного вида. Бездонностью тут явно не пахло. – Надо искать, он где-то здесь, – Жмуркин огляделся. – Если не найдем… Ага, газеты, новостные ленты, «Твиттер», я представил, как раньше. Ихние. «Юноша с ограниченными возможностями варварски брошен в русском болоте». «Бессердечие. RU». Наши. «Глухонемой немец-калека утопился в бывшем скотомогильнике». «Немецкий дайвер загрызен пиявками». «Тритоны сжевали тевтона». Плюс, разумеется, оргвыводы. За то, что у тебя утонул турист, по головке не погладят. Особенно если немец утонул. Ну, Пятахин бы утонул или пусть даже Жохова, никто бы и слова не сказал, мало ли их каждый год тонет? А тут европеец, носитель высокой культуры. Мы стали нырять дальше, хотя это было омерзительно и страшно, я постоянно боялся наткнуться на бездыханную ногу Кассиуса-Болена. К тому же я умудрился хлебнуть этой малоприятной жижи, и теперь я представлял, что все эти шустрые рачки-бокоплавы и другие инфузории поселятся в моем организме и примутся весело там размножаться. Вынырнул. И Жмуркин вынырнул тоже, с чем-то белым. С черепом. На черепе острели рога. – Это что? – спросил я. – Кажется, коза, – сказал Жмуркин и швырнул череп на берег. – Куда он делся-то… – Плескаетесь? – ехидно осведомился появившийся Пятахин. – Жарко вам, видимо, бедолагам. Вчера мне позавидовали явно. Пятахин стоял на берегу и наслаждался. – Здорово смотритесь, – сказал Пятахин. – Я бы назвал это «Дурэмары навсегда». Жесткая быдлеска. – Кретин! – сорвался Жмуркин. – Мы тут человека ищем! – Человека? Тут? Странное место… – Кассиус утонул! – рявкнул Жмуркин. – Вот в этом самом болоте! А ты… – Какой Кассиус? Это глухонемой немец? Так он вон там в кустах переодевается. Он что, к вам нырнуть хочет? Зачем? А давайте я тоже залезу, жалко, Жоховой нету… – Он жив? – нахмурился Жмуркин. – Ну, конечно. А почему вы Жохову-то сюда не взяли? Ей же нравится копошиться в грязи… – Да пошел ты! – сказал я с досадой. – Местечко становится популярным, – ухмыльнулся Пятахин. – Мой пример вдохновил последователей. Жмуркин плюнул и стал вылезать на берег по прокопанному проходу. Получилось не с первого раза. У меня, впрочем, тоже, мы здорово перемазались в скользкой грязи и выглядели зверски. Пятахин злопамятно комментаровал: – Жестокая и бескомпромиссная битва подошла к концу! Победила дружба! Теперь боевые андроиды собираются пройти полное обследование на наличие глистов и аскарид! Жмуркин приблизился к Пятахину и коротко ударил его в солнечное сплетение. Пятахин охнул и согнулся пополам. Жмуркин схватил Пятака за шкирку и с силой швырнул его в колодец. Непедагогично. Но в высшей степени справедливо. Буль. И сразу всплыл. Из-за кустов показался Болен. В гидрокостюме, с маской и с ластами. Он увидел нас, помахал рукой. Жмуркин помахал в ответ, просто семейный пикник какой-то. Болен поплевал на маску, протер стекло и начал спускаться в воду, лег на пузо в прокопанную канавку и медленно сползал, упираясь ластами. – Даже говорить ничего не хочется, – сказал начальник экспедиции. – Убодался я. |