Онлайн книга «Девятнадцать стражей»
…Матвей уже тянулся за просохшим биноскопом, когда позади, где-то у подножия холма, послышалось… нет, скорей ощутилось неким шестым чувством человека, привыкшего постоянно блюсти безопасность своей спины… В общем, плевать – послышалось оно или почувствовалось, это шорохоподобное черт-те что, украдливо приближавшееся к Молчанову по выгорелому травяному склону. Матвей почему-то готов был клясться: подкрадывается к нему не животное. А кто? Уродец? Да нет, в этом случае первым слышимым звуком был бы хруст собственного горла под кремневым ножом… Тогда кто же? У Матвея не было ни времени, ни желания предаваться раздумьям. Просто он привык в любой ситуации готовиться к наихудшему. А еще он привык считать своим наиуязвимейшим местом не горло, а банковский счет. И теперь, после секундной оторопи, Молчанов с его самого удивившим спокойствием понял: конкурент. Понял и выговорил на глобаллингве: – Не вздумай шуметь или вставать: заметят. Одновременно с этим вполне миролюбивым предупреждением он запустил руку в правый набедренный карман и чуть присогнул колено. Подкрадывавшийся вылез на холм именно в том месте, куда Матвей навел спрятанную в кармане лучевку. Полуголый детина, обросший грудами лоснящихся мышц, на четвереньках пробрался сквозь реденькие кусты и, отфыркивая пот, сказал вполголоса: – Хай, Мат. Украшенная зарослями недельной щетины физиономия тарзаноподобного визитера так и лучилась дружелюбием, вот только взгляд его намертво прилепился к молчановскому карману. Матвей вздохнул и выволок правую кисть на свет божий. Еще и нарочито потряс растопыренной пустой пятерней: расслабься, дескать, все путем. Стрелять он раздумал по трем причинам. В-третьих, не очень-то приятно давить гашетку, если ствол почти упирается в брюхо давнему хорошему другу. Во-вторых, выстрел из кармана непоправимо испортит штанину и, наверное, весьма чувствительно обожжет бедро – от одной мысли об ожоге при этакой сумасшедшей жаре делалось дурно. И наконец, во-первых: на Терре-бис без крайней нужды лучше не нарываться. Разряд лучевки может засечь какая-нибудь орбитальная дрянь – дистрикт дистриктом, но над планетой-заказником вертится множество всякой аппаратуры и помимо чертовой «люстры». – Здравствуй, Дикки, – с некоторым запозданием Матвей все-таки удосужился ответить на приветствие. – Христом Богом прошу: ляг! – Ляжем рядком, поговорим лотком… – с невообразимым акцентом полупропел тарзаноподобный. Несколько мгновений Матвей, кривясь, наблюдал, как это скопище волосатых мышц вминается боком и прочими неодетыми частями в рыжую щетинку травы, по ряду характеристик превосходящей Горпигорскую противопехотную колючку. Скопище волосатых мышц под названием Дикки Крэнг было, как и Матвей, почти целиком одето в мокрую кожу, с той лишь разницей, что Матвеево одеяние было искусственным, а Диково – нет. Тем не менее защитные свойства обеих кож казались почти одинаковыми. Странно… За более чем двадцать лет знакомства Матвей как-то не замечал за Диком йоговской привычки спать на гвоздях… Кроме кожи, мускулов и волос на Крэнге просматривались лишь какие-то невообразимые обувеобразные (верней, обувеБЕЗобразные) обмотки и еще более невообразимая набедренная повязка. Из-за повязочного пояска торчал основательных размеров нож с иззубренным матово-серым лезвием (уж не кремневый ли?!). А еще на пояске этом болтался увесистый кошель, вероятнее всего набитый каменными шариками. Отчего Матвей подумал про шарики? Да оттого, что сам поясок слишком уж смахивал на пращу (Молчанов недурно-таки подначитался, ладючись на данное дело). Отлично, с пращой разобрались. Теперь бы еще выяснить пару-тройку сущих безделиц: что это за идиотский маскарад, откуда Дикки Крэнг взялся на Терре-бис и, черти его растерзай, ЗАЧЕМ он тут взялся?! – А я тебя еще вечером заметил, – добродушно гудел Крэнг. – Устроился ты – смерть мракобесию! Мимикрокупол, теплобатареи, сигналок по кустам нарастопыривал… – Обычную смесь глобала с англосом Дикки щедро сдабривал русскими словечками, перекрученными сообразно когдатошнему Матвееву разумению. – А ты не изменился, Мат. Комфорт прежде всего… – Да уж, – буркнул Молчанов, – уж зато ты… Всего три годика без надзора – и на` тебе, вконец одичал… Всего три года… Три года – тьфу, ерунда, мизер безвзяточный. Былое-прежнее должно бы его, мизер этот, перевесить с победным лязгом… Ведь с детства самого вместе, с дворовых дурилок и трущобных форточных краж… А потом… Где только не блистал своими талантами великолепный тандем, две трети мозгов коего принадлежали Матвею, а две трети бицепсов и прочего – Крэнгу… И вот, будьте благолюбезны… Вздорнейшая случайность на Альбе, всего-навсего сутки в следственном изоляторе, но вошли в изолятор двое, а вышел один Матвей. И несмотря ни на какие ухищрения, судьба Дика так и не прояснилась. Дьявол дери эти недоразвитые тоталитарные режимы! Полицейский истинной демократии рассказал бы… да что там – на любую заданную тему вдохновенную арию спел бы под шорох отсчитываемых купюр. А с жандармами Альбы от такого шороха делались обмороки. – Слушай, Мат… – Дик ладонью стер добродушие со своей дикаризированной рожи. – Если честно, я очень благодарен тебе за то, что ты все-таки вынул руку из кармана. Понимаешь, в память о прошлом мне было бы очень неприятно сворачивать тебе шею. Молчанов криво ухмыльнулся. Неприятно… Вот они, три года. Какие-то жалкие три года, за которые силач Крэнг изрядно подзабыл способности своего друга. Кабы не «во-первых», «во-вторых» и отчасти не «в-третьих», Дикки мало что до шеи Матвеевой дотянуться – дернуться б не успел… А Крэнг тем временем продолжал: – Давай заглянем правде в моргала, Мат. Нам ведь сейчас больше всего на свете хочется узнать, какая чува… – Чума, – машинально поправил Молчанов. Он, как и прежде, успевал додумывать Диковы мысли раньше самого Дика. – Ту хэлл, пускай чума… В общем, что сюда занесло каждого из нас. Матвей кивнул: – Ты прав. Ну а поскольку о себе я и так все знаю, может, расскажешь, откуда здесь взялся ты? – Кончай считать меня безмозглым ломакой, – нахмурился Дикки. – Нынче тебе не встарь. – А ломака – не тот, кто ломает, а тот, кто ломается. Без меня ты основательно подзабыл русский. Молчанов приподнялся на локте и опять сунул руку в карман. Великолепные мышцы Крэнга вздулись еще рельефней, чем прежде, но тут же и подобмякли: в вынырнувших на волю Матвеевых пальцах желтел маленький безобидный кружок. – Давай кинем монетку, – предложил Матвей. – «Профиль» – первым начинаешь откровенничать ты; «девиз» – я. Он заметил саркастические огоньки в глазах собеседника и обидчиво дернул плечом: – Если не доверяешь, можешь бросить сам… Дик кивнул и потянулся к монетке. |