Книга Три королевских слова, страница 57 – Агата Бариста

— Крыса была нужна Мерлину для магических опытов, и в результате нескольких уникальных экспериментов Мелисса обрела разум, не уступающий человеческому. Это, правда, был побочный эффект, магистр сам удивился, но так уж случилось.

Я подергала шкурой на спине.

— Жуть какая. Не, ну правда же ужас. Остров доктора Моро какой-то.

— Не знаю никакого доктора Моро и не вижу, чего тут ужасного. Напротив, няне повезло. Чтобы облегчить участь невинного разумного существа, Мерлин обучил Мелиссу разным магическим штукам и даровал ей длинную жизнь. Из простой крысы стать крысиной ведьмой — не самый плохой поворот в судьбе. В то время Мерлин выполнял кое-какую работу для моего деда, Кайлеана Второго, и после завершения контракта оставил Мелиссу в родном замке, но с самыми лестными рекомендациями. С протекцией от самого Мерлина ее охотно взял в помощники королевский лекарь.

— А как же она стала вашей няней?

— Случайно. Если вкратце, то она оказалась единственным существом, которое смогло меня остановить. Я был… э-э-э… не самым послушным ребенком. Но при этом самым способным. Опасное сочетание. Впрочем, это другая история, я хотел подчеркнуть другое: няня всегда была благодарна своему создателю и отзывалась о нем с большим почтением.

Я вздохнула.

— Ну не знаю… Раз она так смотрела на вещи, тогда, может быть, ей действительно повезло. А лично мне вот иногда застрелиться хочется. Человеческий разум в теле животного — это тяжело. Особенно хвост раздражает — живет своей жизнью, чего хочет, то и делает. Останавливает только, что это тело не мое, напрокат взятое, да и стреляться не из чего.

Кайлеан задумался.

— Данимира Андреевна, вы вот тут говорили про старость и ее сомнительные прелести, про то, что с клюкой ковыляли… А теперь вы на шкаф с пола одним прыжком запрыгиваете. Может, все не так плохо? Вам не кажется, что ваше нынешнее тело лучше прежнего?

— Не кажется, — насупилась я. — Я променяла бы все прыжки на шкаф в мире на свой старый добрый ревматизм. Негоже в преклонных летах на шкафы сигать. Хочу в солнечный летний день сидеть на ящике у метро, на прохожих смотреть и петрушечку продавать. Такой вот пенсионерский блюз. — Я хлюпнула носом. — Давайте лучше омара есть, Кайлеан Георгиевич, или я сейчас расстроюсь. Только не забудьте, что мне все на мелкие кусочки разделать надо. А то в прошлый раз вы до этого не додумались. Или додумались, но просто омара стало жалко, вот и устроили ту безобразную сцену с выносом тела. Ту самую, которая тяжелым камнем лежит на вашей совести.

Кайлеан Георгиевич отчетливо скрипнул зубами, молча оторвал у омара клешню и молча взломал коралловый хитин голыми пальцами. Наверное, на месте омара представлял одну вредную старушонку.

Замолчала и я.

Вообще, совершенно напрасно он признался, что хладнокровен, а я вроде как пробуждаю в нем какие-то эмоции. Я всегда недолюбливала холодных людей, они вызывали во мне подспудное чувство протеста. Но раньше можно было выбирать, с кем водить знакомство, а с кем — нет; теперь же я была заперта с подобной личностью, и какое-то непонятное побуждение заставляло меня дергать тигра за хвост вопреки здравому смыслу. Мои нервы действительно были капитально расшатаны; возможно, я, не выдержав испытаний, потихоньку сходила с ума.

Но поскольку Кайлеан пододвинул мне тарелку с разделанным омаром, об этом я решила подумать завтра.

После сытной и вкусной еды на душе посветлело. Ладно, прорвемся. Единственное, чего мне не хватало, — чтобы теперь меня взяли на руки, погладили, почесали за ушком. Чудовище всегда так делал. Что-то мне подсказывало, что Их Высочество не станет чесать меня за ушком.

Ну и напрасно.

А я бы ему поурчала…

Жаль мне его, сам не понимает, что теряет.

Бедняга.

Я чуть было не начала задремывать прямо над тарелкой, но встрепенулась.

— Давно хочу спросить: а как вы сами-то здесь оказались? За что сидим, Ваше Высочество?

Кайлеан встал, достал из холодильника большую чашку дымящегося кофе, вернулся на место, пригубил, прикрыв глаза, насладился вкусом и только потом отозвался:

— Я точно не знаю. Но подозреваю, что за нарушение брачных обязательств.

Мои глаза распахнулись сами собой. Можно было представить любую причину, кроме этой.

Демон — брачный аферист. Какая прелесть.

Дремоту как рукой сняло.

— О как! — радостно воскликнула я. — Поведайте же скорее эту безнравственную историю, потешьте подробностями пожилого человека, давно уже лишенного подобных радостей жизни.

Кайлеан сказал с досадой:

— Да не было там ничего безнравственного. И радостей жизни никаких не было. Лично я считаю, что и обязательств не было.

— Не вы первый, не вы последний, — вставила я клинышек сарказма.

Он только отмахнулся.

— Да нет же, это был просто предварительный визит, нечто вроде смотрин, я должен был просто взглянуть на очередную кандидатку и на ее королевство, и решить, подходит ли мне это. Ничего определенного, Эрмитания может позволить себе выбирать.

— И она вам не понравилась.

— Нет.

Жесткое это было «нет», несгибаемое.

— Страшненькая? — понимающе спросила я, зная, как мужчины чувствительны к этому вопросу — даже те, кто своей внешностью голосуют за теорию происхождения человечества от йети.

— Наоборот, — сказал Кайлеан. — Илгалея — одна из самых красивых женщин, которых я видел.

Я вдруг поймала себя на том, что мне хочется посмотреть на эту неведомую Илгалею, чтобы понять, кого там Кайлеан Третий считает такой уж раскрасавицей. Чисто теоретически было бы интересно ознакомиться с его вкусом.

— Может, королевство захудалое, разгуляться негде?

— А вот королевство я взял бы. Оно небольшое, компактное, но с хорошим климатом, соседствует с Эрмитанией, и притом с выходом к морю… и в горах залежи… интересные.

— Экий вы переборчивый жених, оказывается, Кайлеан Георгиевич. Чем же вам не понравилась жена-красавица с интересными залежами и выходом к морю?

Кайлеан отхлебнул кофе, откинулся на спинку стула и уронил скучным голосом:

— Глазами.

— Вот тебе и на. Вы же сказали, что она красива.

Он чуть заметно повел щекой.

— Красива. Но у нее глаза… старые. Она ведь намного старше меня. Ни одной морщинки на лице, а глаза нехорошие — слишком себе на уме и слишком холодные.

— Ну, у вас, Ваше Высочество, тоже особой теплоты во взгляде не наблюдается, — заметила я. — Извините…

— Знаю, не извиняйтесь. Но как выяснилось, — он усмехнулся в своей манере, чуть приподняв левый уголок рта, — мне не слишком нравится это качество в других. — Его лицо стало отрешенным, он забормотал: — Хотя Илгалея была для меня странно привлекательна — меня тянуло к ней на расстоянии… но что-то отталкивало вблизи… Что-то в этой тяге было неестественное. Наверное, она уже тогда пыталась наложить на меня чары… она ведь оказалась сильной, очень сильной… Но ничего не вышло, притом что я искренне пытался поддаться этим чарам… Все, что произошло, — нелепица какая-то… — Он осекся и замолчал, видимо, сообразив, что говорит все это малознакомой бабке.