Онлайн книга «Кошка на дороге»
|
– Сегодня на соках, – ответила Светлана. – Она уже четыре дня на соках, – уточнила Райка. – Потом четыре дня будет пить зеленый чай с медом. Потом четыре дня есть протертую пищу. А потом ты отвезешь ее в крематорий. – Вот деньги. – Светлана протянула деньги одной бумажкой. – Я через неделю отдам, – пообещала Райка. – Не думай об этом. В крайнем случае – я отдам, а ты мне, когда сможешь. Адам поднялся и пошел на кухню. Светлана вышла следом. – Сними туфли! – приказал он. – Почему? – Потому что тебе больно! Потому что у тебя будет гангрена! – Это неудобно. Она уйдет, тогда я сниму. – Я сейчас сам сниму и дам ей туфлей по морде. – Но что же делать? Они ей малы… – Пусть отнесет в растяжку в обувную мастерскую. – Да. Но там наливают воду, и обувь портится. Светлана тоже стояла на Райкиной колокольне и думала не о своих ногах, а о ее туфлях. Адам смотрел на жену. Она исхудала, и ее глаза светились одухотворенным фанатическим блеском. Лицо она намазала кремом, смешанным с облепиховым маслом, от этого оно было желтым, как у больной. Адам сел перед ней на корточки и с трудом стащил туфли, они были малы размера на три. – Прекрати голодать, – попросил Адам. – Жаль прерывать. Столько мучилась. Только четыре дня осталось. «Через четыре дня и скажу, – подумал Адам. – А то она просто не выдержит». Решив это, он успокоился, и даже Райка перестала казаться такой зловещей фигурой. Просто несчастная баба со своими приспособлениями. Адам вернулся в комнату и сказал Райке: – В каждом проигрыше есть доля выигрыша. И наоборот. – Ты о чем? – не поняла Райка. – О разбитом корыте. Может быть, оно было гнилое, это корыто. Тридцать семь лет – еще не вечер. Райка усмехнулась. Адам сел на диван в вельветовые подушки. Райка и Светлана стали чирикать какие-то светские сплетни, хотя им правильнее было бы чирикать о внуках. Сплетни Адама не интересовали. Он прикрыл глаза и, как в воду, ухнул в воспоминания. …Они вернулись после суда. Инна сказала: не уходи… и стала его целовать, целовать, целовать, будто сошла с ума, – каждый палец, каждый ноготь, каждый сустав, и он не мог ее остановить, и ему казалось, что он попал под бешеную летнюю грозу, когда земля смешивается с небом… Адам сидел, прикрыв глаза. Сердце его сильно стучало, а под ребрами, как брошенная собака, выла тоска. – Я пойду погуляю с Раддой. Он взял собаку и пошел звонить в телефон-автомат. Радда неуклюже полезла в телефонную будку, но Адам ее не пустил, отпихнул ногой и плотно прикрыл дверь. Он хотел быть наедине с Инной. Заныли гудки. Потом он услышал ее голос. – Это я, – сказал Адам, волнуясь. – Ну, как ты? – Противно в городе, – сказала Инна. – В городе очень противно. Я к тебе сейчас приеду. Но я не один. – А с кем? – удивилась Инна. – С собакой. – Не надо. – Почему? – Она линяет. Подошел человек и сильно постучал монетой по стеклу. – Я тебе перезвоню, – пообещал Адам. Он не мог говорить с Инной, когда ему мешали. Не мог раздваиваться, должен был принадлежать только ей. Адам вышел из телефонной будки. Радды не было. «Придет, – подумал он, – куда денется…» Он стоял и ждал, пока поговорит тот, с монетой. Потом подошла женщина. Он переждал и ее, невольно прислушиваясь к разговору. Женщина кричала, что ее муж совершенно не выходит на улицу, гуляет на балконе пятнадцать минут в день. А если выходит из дома – только за водкой, а прогулка сама по себе для него невыносима и вообще невыносимо состояние здоровья. Здоровье он воспринимает как болезнь. Радда не появлялась. Адам забеспокоился и пошел домой. Дома ее тоже не было. Он снова спустился вниз и пошел к автомату, надеясь, что Радда стоит там и ждет. Но возле автомата ее не было. Адам пошел дворами, приглядываясь к собакам-одиночкам и собачьим компаниям. Вышел на площадь. Их дом стоял неподалеку от вокзала. Адам подумал вдруг, что ее могли украсть приезжие и увезти на поезде. С тем чтобы охотиться. Шотландские сеттеры – это лучшие охотничьи собаки и на птичьем рынке стоят сто рублей. Он пересек площадь и пошел к пригородным электричкам. Ходил вдоль поездов, толкаясь в толпе, и громко звал: «Радда! Радда!» – и все на него оборачивались. Потом он снова пересек площадь, вернулся к автомату и стоял не меньше двух часов. Несколько раз он порывался уйти и уже уходил, но снова возвращался и стоял как столб. Часы на вокзале показывали уже одиннадцать вечера. Адам вошел в будку, набрал номер Инны и сказал: – У меня пропала собака. – Тогда приезжай, – сказала Инна. – Не могу. – Почему? – У меня пропала собака. Они замолчали, и это молчание было исполнено взаимного непонимания. Адам подумал вдруг, что его колокольня, наверное, самая неудобная и прошита сквозняками, потому что никто не хочет лезть на нее вместе с ним. Вадим проснулся среди ночи, будто кто-то тронул его за плечо. Он выбыл из сна и явственно понял: собаку украли. Кто-то поманил ее, она пошла, потому что еще ни разу за все свои шестнадцать лет не встречалась со злом и даже не представляла, что оно есть на свете. Вадим купил ее недельным щенком, они со Светланой любили ее как дочку. Радда питалась их добротой, любовью и не представляла, что есть другая пища. Они никогда не бросали Радду, никому не доверяли, и если кто-то один уезжал в отпуск или в командировку, то другой оставался с собакой. А сейчас она на несколько минут осталась на улице одна, и ее украли. Ее позвали, она пошла. Вадим представил себе, что будет, когда вор увидит, что она старая и почти слепая. Что он сделает с ней? Выгонит? Или убьет? Хорошо, если убьет. А если выгонит? Вадим представил себе свою собаку – слепую и больную, с хроническим заболеванием почек. Он делал ей уколы антибиотиков, и она сама подходила к нему и подставляла ногу под иглу. Вадим представил себе растерянность и недоумение Радды, если ее будут бить. Именно недоумение, потому что она не знала, что это такое. Вадим резко сел на постели. Он увидел, что Светлана тоже сидит. – Как это могло случиться? – Она протянула к нему руки, плача, будто желая получить ответ прямо в ладошки. – Как? «Я вас предал – вот как, – подумал Вадим. – И ее. И тебя». – Может быть, завтра вернется, – сказал он. – Просто заблудилась. Ребенок орал, надрывался, а семнадцатилетняя Пескарева преспокойно отправилась в туалет. |