Онлайн книга «Я – сталкер. Синдром героя»
|
– Участковый сидит… – начал было дежурный, но человек в фуфайке уже шел по коридору. Он знал без подсказок, где сидит участковый. Третья дверь справа. В конце коридора камера, транслирующая изображение на монитор в дежурке. Но толстяк настолько ленив, что вряд ли следит за камерами. Тем лучше для Азата. Хусаинов запустил правую руку в карман, просунул пальцы дальше, в прореху. За подкладкой коснулся тяжелого кастета, сделанного несколькими днями ранее у себя в кочегарке. Зафиксировав кастет на руке, левой открыл дверь – рывком, без стука, тут же шагнул к сидящему за столом участковому. – Стучаться тебя не учи… Кулак с поблёскивающим кастетом прилетел точно в живот вскочившему из-за стола человеку, тот повалился обратно в кресло, ткнулся лицом в разложенные на столе бумаги, захрипел. Азат не торопился. Он спокойно закрыл дверь, прошел к столу, взял с него связку ключей и запер кабинет изнутри. Закончив приготовления, сел напротив участкового, дышащего часто, с хрипами и свистом, словно выброшенная на мелководье рыба. – Продышись, Паша, – зло осклабился Хусаинов, – носом попробуй. Сейчас отпустит. Участковый, выпучив глаза, принялся оттягивать ворот форменной рубахи, ослабил узел галстука. – И не вздумай орать, – предупредил Азат, поигрывая кастетом. Хозяин кабинета и не собирался звать на помощь. Он лишь теперь, спустя пару минут после удара, красный как рак, впервые вздохнул полной грудью и со страхом посмотрел на Азата. – Ты знаешь, зачем я пришел, – спокойно пояснил Хусаинов. Он не спрашивал – констатировал факт. Устинов отрицательно мотнул головой. – Знаешь… Я разговаривал с матерью Коли Горюнова. Она сказала, что последним, с кем ребята общались, был ты. Так? Рука с кастетом коснулась стола, громко клацнув о лакированную поверхность. – Они просили помочь… – Участковый выпрямился в кресле. – Ох, блин… Азат, зачем так бить-то? – Куда они пошли от тебя? Участковый потупился. – Куда, Устинов? – Они оружие просили, – наконец выдал участковый, – хотели купить пистолет. – А ты? – А что я? Пообещал закрыть их на пятнадцать суток, если ещё раз о таком заикнутся. Азат немного помолчал, опустив голову, потом вскинулся, волосы упали на лоб немытыми, липкими прядями: – Рамиль дома не ночевал. Значит, они уже могут быть в пути. Глаза Устинова забегали, он облизнул пересохшие губы, метнул короткий взгляд на край стола. Там, под столешницей, чернела тревожная кнопка. Нужно лишь коснуться спасительного пластика… – Сука, только нажми, – пресёк его план голос татарина. – Мне нужно знать, на какой машине они могли поехать, кто, кроме Рамиля и Горюнова, с ними. – Да не знаю я! – не то простонал, не то проныл участковый, – они спрашивали, что нужно с собой брать, какие вещи, еду. Ну, про аптечку… – И ты, мразь такая, им об этом рассказал? Взрослый ведь мужик, а ведёшь себя, как идиот. – Да откуда я знал, что они решатся! – едва не закричал участковый, незаметно, как ему казалось, переместившись к тревожной кнопке. Но Хусаинов уже поднялся со стула. Его сын с несколькими приятелями-студентами пропали минувшим вечером. Не пришли ночевать. Перебрав вещи в комнате сына, вернувшийся со смены Азат понял: мальчик взял с собой запас тёплой одежды, штормовку, подаренный Азатом нож – трофей с чеченской войны. Значит, и вправду ушел. А они с женой не верили, что сын мог воплотить в жизнь свои подростковые угрозы… – Не лезьте в мою жизнь! – кричал мальчик. – Как хочу, так и живу! Я вообще могу уйти в Зону сталкером! В последнее время Рамиль с друзьями все уши прожужжали родителям о Зоне отчуждения и сталкерах. Началось с того, что с Рубежа Зоны вернулся в Казань брат их тренера по греко-римской борьбе, побывавший там в командировке, и навешал юнцам лапши на уши, дескать, в Зоне становятся настоящими мужчинами, надо испытать себя. Как теперь оказалось, подростки готовились. Как минимум двое – Рамиль Хусаинов и Коля Горюнов собирали рюкзаки. А Устинов заливался соловьём: «В Зоне вы станете крутыми парнями…» Тварь. Сам, небось, отсиживался в Надеждинске, в комендатуре, бумажки перекладывал, а пацанам головы задурил. – Сядь! – грозно зашипел Хусаинов. – Бери телефон, звони на пост ГАИ, спрашивай, какие машины шли сегодня, требуй записи. – Не дадут они вот так, сразу. – Тогда предлагай варианты, как узнать, на какой машине поехали. Участковый глупо хлопал глазами. – Ну! – Я… Я не знаю. Надо их перехватывать на Рубеже, уже в Надеждинске. Блин, откуда я знал, что на мои байки поведутся… Я же брату, в основном, заливал, а он своим греко-римским этим рассказывал… Азат презрительно сплюнул: – Звони на Рубеж. Потребовалось не больше пяти минут, чтобы заикающийся Устинов позвонил в закрытый город Надеждинск своему приятелю, сообщил тому, чтобы был готов перехватить машину с мчащими в Зону малолетками. Положив трубку, с опаской поглядел на Азата. – Ствол давай. – Какой ствол? – не понял Устинов. – Трофейный. Мне сын говорил, ты привёз из Зоны пистолет. – Да я так, выпенд… – Ствол сюда, тварь! – Азат опустил кастет на лежавшую поверх стола ладонь участкового. Тот открыл рот в беззвучном вопле. – В сейфе… В сейфе. Сейчас… Потянулся к старому, покрашенному белой эмалью сейфу, загремел ключами и выудил оттуда небольшой, аккуратный пистолет Макарова. – Ты же не собираешься сам в Надеждинск ехать? Хусаинов промолчал. Поднял со стола пистолет, выщелкнул магазин, передёрнул затвор. – Где патроны? – Так… не было. – На два магазина отсыпь. – Ты чё, Хусаинов… как же я отчитываться за них буду? – Скажешь, отстреливался. От поклонников. Хусаинов вновь поиграл кастетом, и это возымело эффект. В его карман ссыпалось два десятка промасленных патронов. – Ты бы не шатался с оружием по отделу, – словно советуя товарищу, заискивающе произнёс участковый. Азат молча прошел к двери, отпер замок и бросил связку ключей Устинову. – Если нажмёшь кнопку, я тебя пристрелю. Веришь? Бледный, как полотно, участковый выдавил короткое, испуганное: «Д-да». Из гулко отзывающегося на шаги, словно брошенного, здания ОВД Хусаинов вышел без проблем. Привязался у турникета белобрысый дежурный, просивший расписаться в журнале, но татарин лишь отмахнулся – не до тебя, сгинь. И вышел под пронизывающий ветер и нудную морось октября. За ремнём, под свитером, притаился пистолет, ждущий своего часа. |