Онлайн книга «Яйца, бобы и лепешки»
|
– По-луч-ше?! – Конечно. Хотя бы похож на человека. – Ничего подобного. Скорее уж ваш похож. – Мой?! – В определенной мере. – Господи, чушь какая! – Чушь? – удивился Пиклет. – Ладно, заключим пари. Пять к одному, что моя Арабелла уродливей всех в Лондоне. Бинго вздрогнул: – Ставлю десятку! – Идет. Где она? Бинго на секунду заколебался, но тут же решил, что недооценивает сына. – Вот, – сказал он, вынимая купюру и потрескивая ею в воздухе. – Хорошо, – сказал Пиклет. – Вот – пятьдесят. Судить будет полицейский. Эй, констебль! Большой приятный полисмен приблизился к ним. Бинго признал, что лицо у него честное. – Констебль, – обратился к нему Пиклет, – как по-вашему, какой ребенок страшнее? Полисмен рассмотрел младенцев. – Куда им до моего! – сказал он. – Вот это рожа так рожа. А мать считает, он красавец. Смех, да и только! Молодые отцы ощутили, что он уклоняется от темы. – Вы про наших скажите, – напомнил Пиклет. – Ваш в соревнованиях не участвует, – прибавил Бинго. Полисмен посмотрел снова. Бинго заволновался – неужели сразу не ясно? – М-да… – сказал судья. – Дэ-э… – сказал все он же. Бинго похолодел. Позже он говорил мне, что непременно выиграл бы, если б не стечение обстоятельств. Пока судья колебался, из-за облаков выглянуло солнце и луч упал на Арабеллу. Та скривилась и тут же, без перерыва, стала пускать пузыри. Полисмен схватил ее за руку. – По-бе-да! – крикнул он, поднимая вверх ее кулачок. – А вообще-то вы б на моего посмотрели. Булочки, обратившиеся в пепел, и в подметки не годились котлетам, поданным на обед. Выйдя из комы, Бинго напряженно думал, как бы тут выкрутиться. Он и Рози очень любили друг друга, но самая сильная любовь едва ли устоит перед таким открытием. Откуда ни взгляни, выходило, что молодой отец поступил ужасно. В самом лучшем случае молодая мать скажет: «Как ты мог?!» – а опыт семейной жизни учит, что слов этих надо избегать. Бинго набрасывал на конверте «Украли», гадая, насколько это правдоподобно, и «Ветер унес», когда услышал звонок, а там – и голос жены. – Алло! – Алло, – отвечал он. – Здравствуй, дорогой! – Здравствуй, душенька! – Здравствуй, котик! – Здравствуй, мой ангел! – Ты слушаешь? – Да, да, да. – Как Алджи? – О, прекрасно! – Такой же хорошенький? – Д-да… – Письмо получил? – Да. – А деньги? – Да. – Правда, я хорошо придумала? – Да. – Наверное, в банк ты не успел? – Нет. – Пойди с утра, до вокзала. – Вокзала? – Я завтра приезжаю. Мама наглоталась воды, хочет перебраться в Пистени, на грязи. В любой другой момент эта весть возвеселила бы его, но сейчас не произвела впечатления. Думал он лишь о том, что завтра приедет Рози. – Поезд около двенадцати. – Хорошо, хорошо. – Пусть Алджи тоже меня встретит! – Ладно, ладно. – Да, забыла! Открой средний ящик стола. – Средний ящик… – Там корректура для «Женских чудес». Выправь ее и пошли сегодня же. Называется «Нежные ручонки». Ну, я пошла. Мама еще кашляет. До свиданья, лапочка. – До свиданья, кроличек. – До свиданья, пупсик. – До свиданья, зайчик. Бинго повесил трубку и пошел в кабинет жены. Он страдал. Казалось бы, чего лучше – теща наглоталась и кашляет, но нет, радости не было. Вспоминая доверчивый и приветливый голос, он сопоставлял его с тем металлическим голосом, каким жена произнесет сакраментальную фразу. Страдая, он правил гранки. Не знаю, знакомы ли вы с творчеством Рози М. Бэнкс. Критики порой упрекают ее в сентиментальности. Где-где, а в рождественском рассказе свойство это проявилось вполне. Миссис Литтл не поскупилась на снег и омелу, снегирей и поющих крестьян. Бинго рассказал мне эти «Ручонки» во всех ужасных подробностях, но я ограничусь главным. Крестный выгнал крестницу, которая полюбила художника, однако под Рождество она пришла к нему с младенцем. Представьте себе финал. Вот он сидит в библиотеке, обитой дубовыми панелями, одной рукой держит ребенка, другой – выписывает чек… Сцена эта потрясла Бинго. Он вспомнил, что Пуффи Проссер – крестный его сына. Если нежные ручонки раскололи сэра Эйлмера Молверера, прославленного своей черствостью, почему бы им не расколоть несчастного богача? Да, конечно, в середине июня нет ни снега, ни снегирей. Да, Пуффи предупреждал еще на крестинах, что больше серебряной чашечки из него не выжать. И все-таки Бинго, засыпая, думал о том, что, если ребенок не подкачает, можно попросить и сотню. Наутро, как бывает всегда, он одумался и решил ограничиться двадцатью фунтами. А что, вполне достаточно! Десять – ей, десять – ему. Словом, звоня в дверь, он был вполне спокоен. Его могло бы взволновать то, что юный Алджи походит на бандита, которым погнушался даже Каторжный клуб, но инцидент с констеблем показал, что таковы все младенцы, включая и героя «Ручонок». Миссис Бинго, в сущности, описала только розовые пальчики, а их у А.О. хватало. В общем, Бинго был весел, когда лакей Пуффи, Коркер, открыл ему дверь. – Привет, – сказал он. – Хозяин дома? Коркер ответил не сразу, попятившись от младенца, но, как образцовый лакей, сдержал себя. – Да, сэр, – сообщил он. – Еще не встал. Поздно вернулся. Бинго понимающе кивнул. – Молодость, молодость! – заметил он. – Э? – Да, сэр. – Веселое время… – По-видимому, сэр. – Так я зайду? – Прошу вас, сэр. Его взять? – А? Нет-нет! Это – крестник мистера Проссера. Пусть повидаются. – Да, сэр? – Знаете, не виделись с крестин. – Вот как, сэр? – Ну, пошли. – Мистер Проссер в гостиной, сэр. – В гостиной? Я думал, в спальне. – Нет, сэр. Он в камине, сэр. Действительно, Пуффи лежал в камине, хотя и не целиком. Одет он был с иголочки, прямо для бала, если бы галстук не заменяла голубая лента именно того рода, какой изящные девицы подвязывают волосы. В руке он держал воздушный шарик, на манишке алела надпись: «Траля-ля!» Словом, беспокоить его не стоило, и Бинго задумался. |