
Онлайн книга «Парни в гетрах»
Сами знаете, что бывает в таких случаях. Ваш сон беспокоен. Вы просыпаетесь с зарей. Чуть позже шести Стиффи вышел в путь и не позже семи стоял на знакомом газоне. Почтальоны не приходят до четверти девятого, так что он решил прогуляться. Я никогда не вставал даже в семь, но если верить Стиффи, гулять в это время приятно. Вы застанете природу во всей ее свежести. Роса – на траве, солнце сияет, в кустах щебечут птички. Для тех, кто это любит, – просто рай. Стиффи это любил. По его словам, такие вещи его умиляли. Учтите великое чувство и т. д. и т. п. Словом, он говорит, что умилялся; а почему же ему не верить? Роса сверкала, солнце сияло, птицы пели, и С. пришло в голову, что нормальный влюбленный человек может сделать одно – встать под окном возлюбленной и бросать в него камешки. Она выглянет, он пошлет ей воздушный поцелуй, она тоже пошлет, уже ему, и он сообщит взглядом, что она по-прежнему царит в его сердце. Одобрив этот план, С. набрал пригоршню гравия и приступил к делу. Метать гравий в окна нелегко. Если вы не в форме, вы промахнетесь, что и случилось со Стиффи. Камушки угодили не в окно Прекрасной Дамы, а немного левее, то есть туда, где обитал Фердинанд Джеймс, шестой граф Уивелскомский. Вы скажете «спал», но ошибетесь – его томила бессонница, ибо вечером он председательствовал на ежегодном обеде Верных Сынов Вустершира, где, презрев наставления врача, хорошо поел и выпил. Как всегда в таких случаях, он проснулся среди ночи, испытывая странное, неприятное чувство. Простая муха, ударившаяся о ковер, могла внушить ему, что он статист в фильме по роману «На Западном фронте без перемен». Когда же о стекло ударилось полфунта камешков, он выскочил из постели, словно через матрас проник штопор. Двумя прыжками достигнув окна, он успел увидеть своего бывшего помощника, нырявшего в кусты. Теперь следите за моими словами, иначе вам не понять, почему старый Уивелском принял такую точку зрения. Он знал человеческую природу и понимал, что, пролетев 11 футов 2 дюйма, никто не вернется в места своей беды. Мало того, он твердо знал, что Стиффи отплыл в Америку. Наконец, он был не в лучшей форме после вчерашнего банкета. Вот почему через несколько секунд он появился в соседней комнате, выражая всем своим видом полную растерянность. – Что случилось, папа? – спросила Джеральдина. – Ты как будто призрака увидел! – Я и увидел. – Белую Даму Уивелскома? – Нет, Розового Секретаря. Буквально две минуты назад я услышал странные звуки, выглянул и увидел призрак твоего кретина. – Кретина? – удивилась дочь с женственным пылом, который ей очень шел. – Почему кретина? Я его люблю. – Ну, так не люби, – тоже не без пыла сказал отец. – Он на том свете. – Ты уверен, что это призрак? – А кто же еще? Что я, призрака не узнаю? Я очень чувствителен. У нас в семье все мистики. Твоя бабушка постоянно видела своих друзей в саванах. За это ее и не любили у нас в графстве. Кроме того, по твоим словам, он – в Америке. Дело ясно. На ее диких просторах бедный дурачок сыграл в ящик. Джеральдина смотрела на него горящими глазами: – А кто его туда загнал? Ты! – Э? Что ты имеешь в виду? Я его не посылал. – Ты был с ним жесток, он и уехал. Наверное, его застрелили гангстеры. Там это просто. Была у него рана на лбу? – Не знаю, он сразу исчез. Улыбнулся жуткой улыбкой и буквально растворился в воздухе, то есть в кустах. Хватит! Я хочу кофе! Крепкого горячего кофе. Надень халат, пошли вниз. – Ничего подобного, – холодно возразила дочь. – Кофе! Нет, это подумать! Да мне завтрак в горло не полезет. Останусь здесь, попробую вызвать призрак Адольфуса. Стиффи вынул прутики из волос, смахнул с лица насекомых, тихо вылез из кустов и осторожно подполз к стеклянной двери. Взглянув на часы, он определил, что почтальон вот-вот появится. И верно, минуты через две в малую столовую вошел дворецкий, чтобы положить пачку писем у хозяйского прибора. Когда он ушел, Стиффи сменил роль змеи на роль леопарда. В комнате он был через одну и три пятых секунды. Еще через секунду опознал письмо. Забрал бы он его за секунду с четвертью, но тут послышались шаги. Для отступления времени не было. Дверь приоткрылась. С завидным присутствием духа Стиффи изменил планы и юркнул под стол. Судя по ногам, возникшим перед его взором, вернулся дворецкий, видимо – с кофе и едой. Стиффи видел нижнюю часть полосатых брюк, а их носят дворецкие. Ту т дверь открылась пошире, впустив пижамные штаны и домашние туфли. Разум подсказывал, что это хозяин. Штаны исчезли, потом появились почти у его носа. Видимо, их обладатель сел в кресло, а Стиффи понял, что разум не ошибся. Позже он признался, что находиться рядом с ногой, лягнувшей тебя в зад, очень неприятно. В верхних слоях раздались голоса. Начал дворецкий: – Доброе утро, милорд. Не хотите ли бекона с яйцами? Престарелый пэр задрожал так, что стол дернулся. – Не шутите, Гаскойн! Есть время говорить о яйцах и время не говорить о яйцах. Сейчас я хотел бы забыть, что они бывают. Принесите мне, и поскорей, очень крепкого кофе с бренди и очень сухим тостом. Дворецкий неприятно, укоризненно кашлянул. – Должен ли я понять, что вы, ваша милость, перешли меру? – Не должен. – Быть может, вы, ваша милость, пили шампанское? – Так, капельку. – Бутылку? – Возможно, бутылку. – Или две? – Да. Возможно, две. Дворецкий снова кашлянул. – Я свяжусь с доктором Спелвином. – Не мучайте меня, Гаскойн! – Он настоятельно запретил вашей милости шампанское. – Ха! – Стоит ли напоминать, что от него ваша милость идет пятнами? Уивелском сердито залаял. – Сколько можно! – воскликнул он. – Я слышать не хочу о шампанском. – Прекрасно, милорд. Вот ваш кофе, милорд. Сухой тост у локтя вашей милости. Они помолчали. Судя по звукам, граф пил кофе. Гипотезу подкрепило то, что заговорил он более твердым голосом: – Что вы на меня вылупились? Ну, перепил немного. Только трус бежит удовольствий. – В вашем возрасте, милорд, перепивать опасно. – Что значит «в вашем возрасте»? Человеку столько лет, сколько он чувствует. – Прекрасно, милорд. – Знаете, в чем вы не правы? Вам кажется, что у меня похмелье. Ничего подобного. Я свеж как огурчик. Посмотрите на мою руку. Каково? Скала! На пол мягко упала салфетка. – Вы ослабели, милорд. – Кто, я?! Я уронил ее нарочно, чтобы показать, как легко я ее подниму. Вот, глядите. |