
Онлайн книга «Тысяча благодарностей, Дживс!»
Ошибочно полагая, что я безнадежно в нее влюблен и чахну в разлуке, эта Бассет, когда наши дорожки пересекаются, не упускает случая взглянуть на меня с жалостливой нежностью, и именно такой взгляд я сейчас на себе почувствовал. В нем было столько жалостливости, что, лишь напомнив себе о ее крепком союзе со Сподом, я смог сохранить самообладание и присутствие духа. Пока она была помолвлена с Гасси Финк-Ноттлом, всегда существовала опасность, что она еще передумает; Гасси – чудаковатый очкарик, коллекционирующий тритонов, которому девушка в любой момент может дать отставку, но от ее союза со Сподом веяло надежностью. Ведь, как к Споду ни относись, нельзя не признать, что он седьмой граф Сидкап, а ни одна девица, если ей посчастливилось поймать в свои сети седьмого графа, у которого замок в Шропшире и годовой доход в двадцать тысяч фунтов, так просто не откажется от своего счастья. Насмотревшись на меня, она заговорила медоточивым голосом: – О, Берти, как я рада вас видеть. Как поживаете? – Хорошо. А как ваши дела? – Хорошо. – Приятно слышать. А как ваш папа? – Хорошо. Ее слова огорчили меня. Мои отношения с сэром Уоткином Бассетом были таковы, что я скорее порадовался бы, узнав, что он заразился бубонной чумой и дни его сочтены. – Слышал о вашем приезде, – сказал я. – Да, я здесь гощу. – Слышал об этом. Хорошо выглядите. – О, у меня все очень-очень хорошо, и я так счастлива. – Рад за вас. – Просыпаясь каждое утро, я начинаю новый день с мыслью, что такого хорошего дня еще никогда не было. Сегодня перед завтраком я танцевала на лужайке, а потом пошла по саду, чтобы пожелать цветочкам доброго утра. На одной клумбе спала прелестная черная кошечка. Я взяла ее на руки и стала танцевать. Я ничего не сказал Мадлен, но она вела себя крайне бестактно. Чего Огастус – так зовут кота, о котором она говорила, – терпеть не может, так это когда нарушают его сон. Должно быть, он вовсю чертыхался, но спросонья был не в голосе, и она подумала, что он мурлычет. Она замолчала, видимо, ожидая моей реакции на рассказ о ее дурачествах, поэтому я сказал: – Эйфория. – Эй – что? – Дживс говорит, что так называется это состояние. – А, тогда понятно. Я называю это состояние просто – счастье, счастье, счастье. Сказав это, она вздрогнула, затряслась и поднесла руку к лицу, как будто проходила кинопробу и ей велели показать угрызения совести. – Ах, Берти! – Да-да? – Простите меня. – А? – Так нечутко с моей стороны рассказывать вам о своем счастье. Я должна была помнить, что вам-то совсем несладко. Войдя, я увидела, что ваше лицо перекошено от боли, и вы представить себе не можете, как для меня огорчительно быть причиной ваших страданий. Жизнь ведь нелегкая штука? – Не слишком. – Даже тяжелая. – Местами. – Нельзя терять мужество. – Вроде того. – Не падайте духом. Кто знает? Может, ваше счастье где-то ждет вас. Однажды вы встретите ту, чья любовь заставит вас забыть о вашей любви ко мне. Нет, вы не совсем забудете. Я навсегда останусь сладостным воспоминанием, которое будет жить в вашей душе и являться вам нежным и хрупким видением в часы заката летними вечерами, когда пташки поют свои прелестные песенки, отходя ко сну. – Это было бы на вас похоже, – сказал я, потому что промолчать было бы невежливо. – Вы, кажется, промокли, – добавил я, меняя тему. – Гуляли под дождем? – Он только моросил, и потом, я не боюсь дождя. Я желала цветочкам доброй ночи. – Вы им и доброй ночи желаете? – А как же. Иначе бедняжечки обиделись бы. – Хорошо, что вы вернулись в дом. А то, чего доброго, наживете прострел. – Я вернулась не из-за этого. Я увидела вас в окне и решила задать вам один вопрос. Очень-очень серьезный. – Вот как? – Вот только ума не приложу, как его сформулировать. Наверно, попробую спросить, как в книжках. Ну, вы знаете, как в книжках говорят. – Кто и что говорит в книжках? – Ну, сыщики всякие. Берти, вы встали на честный путь? – В смысле? – Вы знаете, о чем я. Вы больше не воруете? Я весело рассмеялся: – Ни-ни. – Вы уже не чувствуете позывов к воровству? Вы побороли в себе эту страсть? Я говорила папуле, что это своего рода болезнь и вы ничего не можете с собой поделать. Я вспомнил, как она развивала перед ним эту теорию – я тогда в очередной раз прятался за диваном, не по собственному желанию, а в силу обстоятельств, – и сэр Уоткин сделал вульгарное замечание на мой счет – мол, виной всему моя дурная привычка тащить все, что попадается под руку. Любая другая девушка не стала бы приставать с расспросами – любая другая, но не Мадлен. Ее разобрало любопытство. – Вы победили свой недуг с помощью психиатра? Или просто усилием воли? – Просто усилием воли. – Как это замечательно. Я горжусь вами. Должно быть, вы выстояли в страшной борьбе? – Борьба как борьба, ничего особенного. – Я обязательно напишу папуле… Не договорив, она приложила руку к левому глазу, и столь проницательному человеку, как я, не составило труда догадаться, что произошло. Застекленная дверь была открыта, и мошкара залетала в гостиную и вилась вокруг нас роем. Находясь в сельской Англии, всегда нужно быть готовым к встрече с ней. В Америке пользуются москитными сетками, налетев на которые крылатые насекомые в замешательстве ретируются, но эти сетки никак не привьются в Англии, где на мошкару нет никакой управы. Мошки носятся как угорелые и время от времени попадают кому-нибудь в глаз. Очевидно, сейчас одна из них попала в глаз Мадлен. Я первый скажу, что возможности Бертрама Вустера ограниченны, но в одной области приложения человеческих сил я достиг вершины. Я никому не уступлю первенства по части вытаскивания посторонних предметов из глаз. Я знаю, что сказать и что делать. Посоветовав Мадлен не тереть глаз, я приблизился к ней с носовым платком в руке. Я помню, как мы обсуждали техническую сторону этой операции с Гасси Финк-Ноттлом в Тотли после того, как он вытащил мошку из глаза Стефани Бинг, ныне миссис Свинкер-Пинкер. Мы были единодушны в том, что успеха можно достичь, только если для большей устойчивости придерживать рукой подбородок пациента. Стоит забыть об этом предварительном условии, и ваши усилия будут тщетными. Поэтому я поспешил его выполнить, и Спод, как можно было от него ожидать, выбрал для своего появления именно тот момент, когда мы с Мадлен находились, что называется, в непосредственном контакте. |