
Онлайн книга «Аэроплан-призрак»
— Несчастный! — прошипела Лизель. — Вы сейчас поймете, в чем дело. Изольда, как вы догадались, не могла смириться с исчезновением ребенка. С помощью «Службы» она пустилась в преследование похитителя. Немногим больше чем через год она в свою очередь похитила ребенка и увезла его в Германию. А мы уж постарались, чтобы все поиски Тираля не привели его к успеху. — Тираля! — воскликнула Марга. — Не друг ли это того… Пальцы фон Краша впились в ее руку с такой силой, что она сдержалась и не произнесла фамилии инженера. А фон Краш между тем продолжал: — Когда Изольда забрала своего ребенка, оказалось, что этот странный человек татуировал девочку! — Татуировал?! — Ну, не с ног же до головы, успокойся, Марга. Татуировка заняла всего около трех сантиметров в длину и двух в ширину. — Все равно, это безумие!.. — Или мудрость… Представь себе, дорогая, человека, убежденного, что за каждым его шагом следят. Если он обладает какой-нибудь тайной, то не доверит ее бумаге. Бумагу так легко уничтожить, потерять, тогда как татуировка… — Может быть замечена, так как Изольда заметила же ее. — Долгое время думали, моя милая Маргарита, что это только нелепая фантазия… Лизель вздрогнула: — А разве теперь вы так не думаете? В голосе метиски прозвучал неподдельный интерес. Фон Краш на минуту задумался. — Я ничего не утверждаю, но иногда мне кажется, что за этими таинственными знаками скрывается какая-то тайна. — Значит, Лизель представляет собой живой пергамент? — Да, вычисления, которые могут привести к решению какой-нибудь сложной проблемы; или шифр; или, скажем, пропорциональное соотношение чего-либо, то есть все то, что так легко забыть, — при таком способе не подвергается опасности быть утраченным. Если бы дочь осталась жить с отцом — на что он, по-видимому, и рассчитывал, — никто бы и не подозревал о существовании этой «заметки». И он мог иметь ее под рукой всегда, когда бы она ему ни понадобилась. — Вам уже что-нибудь известно? — гневно спросила, почти выкрикнула креолка. Но фон Краш принадлежал к числу тех господ, которые дают объяснения только тогда, когда это угодно им самим. — Пока нет. Эти иероглифы, сфотографированные по моей просьбе, я долго изучал. Смысл их остается для меня загадкой. Но я все больше и больше убеждаюсь в правильности этого предположения. Он нажал пуговку электрической лампочки, которая, когда было нужно, освещала салон автомобиля. — Вот, рассмотрите-ка это хорошенько и скажите мне: разве похоже, чтобы я ошибался?.. Он протянул своим собеседницам бумагу. На ней виднелся отпечаток — это была сеть перекрещивающихся геометрических линий, смешанных с загадочными буквами и цифрами. Женщины схватили ее и наклонились, чтобы хорошенько рассмотреть. Но эти перекрещивающиеся линии, эти цифры не говорили им ни о чем. Удивленные и растерянные, они почти одновременно посмотрели на фон Краша. — Я в этом разбираюсь не больше вашего, — сказал он и беспомощно развел руками. — Если я и вызвал тебя сегодня вечером, Лизель, то лишь для того, чтобы сказать, что ровно через месяц человек, заставивший так страдать твою мать, человек, сделавший тебя сиротой, одним словом, твой отец, будет в твоей власти. Слышишь!? — Тогда я сумею вырвать у него тайну! Это я вам обещаю. Лицо ее изменилось. Оно уже не было красивым лицом метиски, оно было похоже на гневную физиономию дикарки. Марга, взглянув на Лизель, вздрогнула и невольно придвинулась ближе к отцу. Но фон Краш, по-видимому, совершенно иначе относился ко всему этому. Он все время потирал руки как человек, довольный собой и другими. Голос его прозвучал очень ласково: — Это хорошо, милочка. Я вижу, что ты не забываешь… — О покойной матери… Я никогда ничего не забываю. Она завещала мне месть, умирая в двадцать восемь лет… В двадцать восемь лет! — повторила она с неописуемым выражением. — Помнить об этом нужно… Но не следует показывать, что помнишь… — Не беспокойтесь… Я давно уже усвоила, что искренность не приводит к добру. Креолка произнесла это очень спокойно. Тряхнув темноволосой гривой, она вытащила из своего мешочка сверток бумаг. — Вы мне сообщили много приятного, герр фон Краш, — сказала она нежным голосом, — и я этого заслужила, так как тоже кое-что приготовила для вас… Она протянула ему сверток. — Это, кажется, фотографические снимки? — Да… планов и чертежей инженера… — Франсуа д’Этуаля, — прошептала Маргарита, по телу которой пробежала дрожь. Лизель подтвердила догадку кивком головы. — Как вам это удалось? — Очень просто. Каждый день он бывает на Билланкурской фабрике. Для меня не составило особого труда проникнуть в его комнату в пансионе, так как я там служу переводчицей… Немец развернул бумаги и внимательно их рассмотрел. Но уже через минуту он недовольно проворчал: — Всегда одно и то же! Отдельные части аппарата и никаких указаний, как их собрать в одно целое. Увидев, что обе молодые женщины вопросительно смотрят на него, он продолжил: — С тех пор как ты, Лизель, поселилась в этом семейном пансионе, я неоднократно пересылал в Берлин фотографии, сделанные тобой. В настоящее время в Эссене, в мастерских военного воздухоплавания, собраны отдельные части аппарата. Наши инженеры просто поражены оригинальностью замысла этого дьявольского Франсуа, но они безрезультатно пытаются собрать их все воедино. — Не может быть! — вскрикнули слушательницы, изумленные этим странным заявлением. — К сожалению, это так! Инженер сумел уберечь главный узел своей тайны. Умница этот парень! Ему, вероятно, приходило в голову, что в его ящиках могут порыться. Он предоставляет возможность нескромному, любопытному глазу увидеть тело его изобретения, если можно так выразиться, но душу его оставляет за собой. — Выходит, мои старания ни к чему не привели? — Нет, нет, моя девочка… Ты сделала все, что могла, и будешь вознаграждена за усердие… Через месяц я представлю тебе твоего папеньку. — Благодарю вас, — сухо сказала Лизель. — Я тебе пришлю мои инструкции, а ты согласуешь их со своими действиями. И каждый из нас получит то, что ему нужно. Ты отомстишь за мать, а я добуду для Германии оружие, которое инженер замышляет выковать для Франции. — И вы уверены, что мы добьемся успеха? — с нетерпением спросила креолка. — Да, да… Этот славный Франсуа вынужден будет возненавидеть весь мир кроме Германии, которая окружит его материнской заботой и лаской! |