Книга Золото Монтесумы, страница 34 – Икста Майя Мюррей

— Я великий грешник, София, — признался он, лицо его потемнело и уже изменилось. — В Тимбукту, в Америке и во Флоренции я совершил много тяжких преступлений. Я пытал человека голодом, довел его до смерти. Я убийца! Моя храбрость имела желтый оттенок трусости!

Я возразила:

— Дорогой, ты убил раба, что не считается преступлением. Смерть этого Глупца была предсказана картами. Мне ли не знать этого — я читаю по ним! По картам Таро несчастный был помечен знаком Смертного Конца или Нового Начала. Такова была его судьба. Тебе не за что себя винить.

— Я буду наказан. Я уже наказан — своей болезнью.

— Вздор!

— Правда? И ты ничего не боишься?

— Когда я с тобой, я становлюсь еще смелее!

— И ты думаешь, мы всегда будем вместе, мой маленький Дракон?

— Всегда, Антонио.

— Ты меня обманываешь. Это лекарство не поможет, и мы с тобой умрем и будем разлучены навеки. Для меня это будет самой жестокой карой за мои грехи.

Я ничего не сказала, потому что мне нечего было противопоставить его страшной подавленности, пока мы шли по темному лесу. Я заметила, что его дыхание участилось, а черты лица еще более исказились. Поэтому я обращалась с ним, как полагается любящей жене, и тянула за веревку, опоясывающую его.

Но было слишком поздно. В ночи возникли огоньки факелов, к нам стремительно приближались смутно мелькающие в темноте силуэты крестьян с искаженными злобой и ненавистью лицами, озаренными красноватым пламенем.

Мой бедный муж стал рыть когтями землю и рычать на них, обнажив клыки.

— Волк! — в ужасе прошептал один из разбойников.

— Черный Волк! — вскричал другой, и они, набросившись на Антонио, сломали ему правую руку палками.

— Чертовка проклятая! — заорала на меня какая-то женщина.

— А себя вы кем считаете? — крикнула я в ответ.

— Мы — соль земли! — вскричала одна из этих фурий, и из мешков, привязанных к их грязным, юбкам, они стали выхватывать полные горсти едкого белого порошка и швырять его в меня. В соответствии с христианскими поверьями они были убеждены, что чистая соль отпугивает дьявола и дракона вроде меня. Они осыпали меня разъедающими кристаллами, как суеверные люди бросают через плечо щепотку соли, чтобы ослепить Вельзевула, постоянно, как они думают, околачивающегося вокруг человека.

— В таком случае вы — соль, утратившая свой вкус! — ответила я, указывая на их старомодные одежды, потому как не хуже их знала Священное Писание.

— Шлюха! Змея-колдунья!

— Вы не ошиблись, назвав меня моим настоящим именем. — Я простерла руку над сгорбленной фигурой моего мужа. — Любовь превратила меня в могущественное и ужасное существо. Так смотрите же и страшитесь того, что я могу совершить!

Я поднесла свечу к факелу одного из крестьян, обратившись с заклинанием к богине — покровительнице всесильного Огня.

— Р-раш-ш! — прокричала я на тайном языке Огня, и пламя переметнулось на толпу.

Шесть человек сразу же упали замертво, лица их покрылись волдырями, а глаза превратились в дымящиеся угли.

Я произнесла несколько тайных заклинаний Ветра и швырнула в пламя ветку белладонны. В воздухе поплыл вредоносный дым. Десять женщин пали наземь, друг на друга — из их отверстых в вопле ртов изверглась отвратительная желтая жидкость.

Но оказалось, что даже моя магическая сила не сумела поразить их всех.

И тогда мы с Антонио кинулись бежать — в Убежище, в Дуомо!

Мы бросились к площади, и несущийся рядом со мной сломя голову муж, казалось, больше не мог выговорить мое имя человеческим голосом. Мы примчались к собору, достигли ступеней лестницы, ведущей к центральному порталу. Но несмотря на «закон об убежище», обезумевшие от ужаса монахи попытались перегородить нам путь, когда увидели преследующую нас толпу.

Мы напомнили им, что содержится собор на наши средства и что его реставрация в основном была произведена за наш счет.

Однако это не подействовало, и моему мужу, чтобы убедить их, пришлось продемонстрировать свои магические способности.

Собрав все силы, Волк совершил отчаянный прыжок, перевернувшись через голову, а затем повторил его еще и еще раз.

Таким образом мой Оборотень — моя любовь защитила нас от жаждущих нашей крови крестьян.

Всю прошлую ночь мы прятались в убежище Дуомо и готовились к побегу. У нас было так мало времени, что мы успели упаковать только наше сокровище и самые редкие книги — «Пророчества Сафо», «Изумрудную скрижаль» — и вышитый жилет, который носил его двойник в «Шествии волхвов» Гоццоли.

Сегодня утром мы должны покинуть Сиену и попытаться найти приют в Риме. Я верю, что благодаря нашему трюку со свечами, картам Таро, моему знанию звезд, драгоценных камней и таинств Гекаты я сумею склонить на нашу сторону его жителей и убедить их, что мы с Антонио не просто Волк и Дракон, но их друзья.

Итак, мы лишились крыши над головой. Больше мы никогда сюда не вернемся».

— Как видишь, здесь есть очень важные моменты. — Я указала Эрику на абзац, где приводится разговор любовников о преступлениях Антонио. — «Смерть Глупца была предсказана ему картами». Поэтому доктор Риккарди и знала, что Антонио называл своего раба Глупцом, — она читала этот дневник. И это прозвище отлично ему подходило: в картах Таро понятие «Глупец» означает «Смертельный Исход».

— Или «Новое Начало». — Эрик склонился над страницей дневника, коснувшись моей головы. — А это что? Я не понимаю.

Он указал на следующее предложение: «Хотя Антонио уверяет, что она порождена таинственными причинами, я считаю, что его прозвище отлично ему подходит. Черный Волк, или Лупо».

— «Тетро» на итальянском означает…

— «Печальный», «угрюмый», «мрачный». Это слово используется для описания депрессивного состояния.

— Да, ведь он определенно был подвержен депрессии. Не очень-то весело жить, если тебя одолевают мысли о смерти. А ты обратила внимание на то, что крестьяне сломали ему руку? — Нам уже подали кофе эспрессо, и Эрик наполнил фарфоровые чашки густым ароматным напитком. — Ты ведь сравнивала во дворце письмо, которое было у Марко, с тем, что Антонио написал в Африке?

— Да. Он писал его в Тимбукту — после того как они нагрянули в алхимическую лабораторию. Тогда ведь его едва не спалили какой-то горючей смесью. Может быть, поэтому письма и написаны разными почерками.

— Или вследствие этой стычки в лесу? Ведь ему сломали правую руку, так что он мог писать только левой. То есть это письмо было написано…