Онлайн книга «Дважды два»
|
– Ну да, – ответила мама, словно мой вопрос прозвучал глупо. – Передвинул, а потом несколько минут не мог отдышаться. – Ничего странного. Любой после такого отдышался бы с трудом. – Но не твой отец. Я согласился с ней. – И что было потом? – Я же только что сказала. – Долго он приходил в себя? – Даже не знаю… пожалуй, пару минут. – Отлеживался на диване? – Нет, вел себя как ни в чем не бывало. Взял пива и включил какой-то матч. – Ну, если ему кажется, что все в порядке… – Ему надо к врачу. – Ты же знаешь, он не выносит врачей. – Вот поэтому ты и должен с ними поговорить. Слушать меня он больше не желает. Упирается, как пробка в сточной трубе, забитой потрохами и жиром, а сам уже сколько лет не был у врача. – Так он, наверное, и меня слушать не станет. А Мардж ты просила? – Она сказала, что теперь твоя очередь. Ну спасибо тебе, сестренка. – Ладно, я поговорю с ним. Она кивнула, но по ее отсутствующему выражению лица я понял, что в мыслях у нее по-прежнему только рак. – А где Вивиан? Она не приедет? – Сегодня мы вдвоем с Лондон. У Вив какие-то дела. – А-а, – отозвалась мама. Она знала, что означают эти «дела». – Твой отец, наверное, все еще в гараже. К счастью, в тени гаража температура была чуть более приемлемой для меня, человека, привыкшего к офисам с кондиционерами. А мой отец, похоже, даже не замечал, что сегодня жарко, а если и замечал, то не жаловался. Гараж был его святилищем, и я, войдя туда, уже в который раз восхитился царящим в нем порядком и в то же время загроможденностью. Инструменты, развешанные по стенам, коробки с проводами и разными запчастями, названия которых я даже не знал, самодельный верстак с ящиками, полными всевозможных гвоздей, шурупов, гаек, какие только существуют в природе, детали двигателей, удлинители, садовый инвентарь – все было разложено по местам. Я всегда считал, что особенно комфортно отец чувствовал бы себя в пятидесятых годах двадцатого века или еще раньше, во времена первых переселенцев. Мой отец – человек рослый, широкоплечий, с мускулистыми руками и русалкой, наколотой на предплечье, – памятью о службе на флоте. В детстве он казался мне великаном. В одной и той же компании он проработал сантехником почти тридцать лет, но, по-моему, был способен починить что угодно. Протекающие окна и крыши, неисправные газонокосилки и телевизоры, насосы – для него не имело значения, что чинить, он угадывал, что надо сделать и с какой именно деталью, чтобы все вновь заработало. Об автомобилях он знал все – правда, только о произведенных до эпохи всеобщей компьютеризации – и в выходные обычно латал кузов «Форда Мустанг» 1974 года, который сам отреставрировал двадцать лет назад и до сих пор ездил на нем на работу. Помимо верстака, он своими руками сделал множество вещей для дома: настил на заднем дворе, кладовку, туалетный столик для мамы, кухонные шкафы. В любую погоду он носил джинсы и рабочие ботинки и колоритно бранился, отдавая предпочтение не прилагательным, а глаголам. Нечего и говорить о том, что он был равнодушен к поп-культуре и ни минуты не смотрел то, что называют «реалити-ТВ». Он требовал, чтобы ужин на столе ждал ровно в шесть, а после уходил в гостиную смотреть какой-нибудь матч. По выходным, помимо ухода за газоном, он работал в саду или в гараже. Терпеть не мог нежности. Даже со мной он всегда здоровался, пожимая руку, и я всякий раз чувствовал мозоли на его ладони и силу, с которой он сжимает мои пальцы. Я нашел отца в гараже, из-под «Мустанга» торчали только его ноги. Общаться с ним здесь было все равно что с манекеном, брошенным на складе. – Привет, пап. – Кто там? Лет в шестьдесят пять отец начал понемногу терять слух. – Это я, Расс. – Расс? Какого черта ты здесь делаешь? – Вот, решил привезти Лондон повидаться. Она в доме с мамой, Мардж и Лиз. – Шустрая девчушка, – буркнул он. На боґльшую похвалу из уст моего отца не стоило рассчитывать, хотя он и обожал Лондон. Особенно ему нравилось смотреть очередной матч вместе с внучкой, сидящей у него на коленях. – Мама говорит, на днях ты никак не мог отдышаться. Она считает, что тебе надо к врачу. – Зря она беспокоится. – Когда ты в последний раз был у врача? – Не знаю, может, год назад. Он сказал, я здоров, как бык. – Мама считает, что прошло гораздо больше времени. – Может, и так… Я увидел, как он ощупал несколько ключей, разложенных возле его бедра, и выбрал один из них. Намек я понял: мне следовало сменить тему. – А что с машиной? – Где-то масло подтекает. Вот, пытаюсь понять. Наверное, что-то с фильтром. – Разберешься. А вот я бы даже не нашел этот самый масляный фильтр. Мы совершенно разные – я и мой отец. – Как идет бизнес? – спросил он. – Медленно, – признался я. – Так я и думал. Нелегко начинать свой бизнес. – Может, посоветуешь что-нибудь? – Нечего мне советовать. Я толком и не знаю, чем ты занимаешься. – Мы же об этом сто раз говорили. Я придумываю рекламные кампании, пишу сценарии для роликов, разрабатываю печатные и цифровые рекламные материалы. Он наконец выбрался из-под машины, его руки были все в масле, под ногти забилась грязь. – Те ролики с машинами – твоя работа? Где какой-то тип орет-надрывается про последнее выгодное предложение? – Нет. На этот вопрос я уже отвечал. – Видеть эту рекламу не могу. Слишком уж громкая. Сразу приходится убирать звук. Вот одна из причин, по которой я уговаривал дилеров не делать голоса в рекламе столь громкими – большинство зрителей убирают звук так же, как мой отец. – Знаю, ты мне говорил. Он медленно выпрямился. Наблюдать, как отец поднимается, было все равно что следить, как образуется гора в результате столкновения тектонических плит. – Говоришь, Лондон здесь? – Она в доме. – И Вивиан, наверное, тоже. – Нет. Она сегодня занята. Он продолжал вытирать руки тряпкой. – Всякими женскими штучками? Я улыбнулся. С точки зрения моего отца – в глубине души консервативного сексиста, – к «женским штучкам» относилось практически все, чем занималась мама: от стряпни и уборки до вырезания купонов и поездок в магазин за продуктами. |