Онлайн книга «Делай деньги!»
|
«Не забываем: то, что блокнот закрыт, еще не значит, что можно расслабляться!» – Где скачки на диких скакунах? Где вдохновенные речи? Где безумные мечты? – спросила Сахарисса. – Ну, я велел навести чистоту в холле. Глаза Сахариссы сузились: – Уборку в холле? Кто ты такой и куда ты дел Мокрица фон Липвига? – Да нет же, я серьезно. Нужно навести порядок у себя, прежде чем наводить порядок в экономике, – сказал Мокриц и почувствовал, как его мысли соблазнительно включили вторую скорость. – Я планирую избавиться от всего лишнего. Например, у нас целое хранилище забито совершенно бесполезным металлом. От него придется избавляться. Сахарисса нахмурилась: – Ты имеешь в виду золото? Откуда взялась эта мысль? Теперь нельзя отпираться, иначе она возьмет тебя за горло. Гни свою линию! К тому же приятно видеть ее удивление. – Да, – сказал он. – Ты, наверное, шутишь! Блокнот тут же раскрылся, и у Мокрица развязался язык. Мокриц уже не мог его остановить. Было бы неплохо, если бы он сначала с ним советовался. Заглушая здравый смысл, он сказал: – Я абсолютно серьезно! Я порекомендую лорду Витинари продать все золото гномам. Нам оно ни к чему. Это товар, и ничего больше. – Но что может быть ценнее золота? – Практически все. Ты, например. Золото – вещь тяжелая. Твой вес в золоте даст совсем немного золота. Разве ты не стоишь большего? К радости Мокрица, Сахарисса на мгновение смутилась. – Что ж, в некотором смысле… – В единственном смысле, который имеет значение, – сказал Мокриц решительно. – В мире полно вещей, которые дороже золота. Но мы роем землю в поисках этой дряни, чтобы спрятать его потом в другую яму. Где тут смысл? Мы что, сороки? Все дело в блеске? Святые небеса, да в картошке ценности больше, чем в золоте! – Это вряд ли. – Если ты окажешься на необитаемом острове, что ты предпочтешь, мешок картошки или мешок золота? – Да, но Анк-Морпорк – не необитаемый остров. – Следовательно, золото имеет ценность только потому, что мы между собой так решили, верно? Это иллюзия. Но ценность картошки всегда будет равна картошке, где бы мы ни были. Капля масла, щепотка соли, и ты будешь сыт, где бы ты ни был. Зарой золото в землю – и будешь вечно бояться воров. Зарой картофель – и в сезон урожая у тебя будут дивиденды под тысячу процентов. – Надеюсь, ты не собираешься перевести нас на картофельный стандарт? – съязвила Сахарисса. Мокриц улыбнулся: – Нет, этого не будет. Но через несколько дней я начну раздавать деньги. Деньги не любят покоя, знаешь ли. Они любят гулять и заводить новых друзей. Краешком сознания, пытавшегося поспевать за языком, Мокриц подумал: «Жалко, что я не записываю. Не уверен, что смогу все это запомнить». Но разговоры предыдущего дня наталкивались друг на друга у него в памяти и творили музыку. Мокриц не был уверен, что нашел все ноты, но он уже мог напеть мотив. Оставалось только послушать себя еще немного, чтобы понять, о чем он говорит. – Говоря «раздавать», ты имеешь в виду… – Дарить. Отдавать. Честно. – Как? Зачем? – Всему свое время! – Ты смеешься надо мной, Мокриц! «Нет, я впал в ступор, потому что услышал самого себя, – подумал Мокриц. – Я пока ничего не понимаю, это просто отдельные мысли. Это…» – Это как с необитаемыми островами, – сказал он. – Наш город – совсем не остров. – И все? Мокриц потер лоб: – Госпожа Резник, госпожа Резник… этим утром я проснулся с единственной мыслью: разобраться с бумажной волокитой на почте, и еще у нас никак не клеится со специальным выпуском специальной двадцатипятипенсовой капустной марки. Помнишь, та, которая прорастает, если ее посадить? Как мне было успеть разработать новый финансовый проект к послеобеденному чаю? – Да, но… – Дай мне времени хотя бы до завтрака. Она это записала. Потом спрятала блокнот в сумку. – Это обещает быть интересным, – сказала Сахарисса, и Мокриц подумал: «Не доверяй ей даже тогда, когда блокнот уже спрятан. У нее хорошая память». – Откровенно говоря, я считаю, что это мой шанс сделать что-то важное и значительное для города, заменившего мне родной дом, – сказал Мокриц своим честным голосом. – Это твой честный голос, – заметила Сахарисса. – Потому что я говорю честно, – ответил он. – Но раз уж ты сам затронул эту тему, Мокриц, что ты делал по жизни до того, как жители Анк-Морпорка встретили тебя с распростертыми карманами? – Оставался в живых, – ответил Мокриц. – В Убервальде разрушалась старая империя. В порядке вещей было свергать правительство дважды еще до завтрака. Я работал где придется, чтобы заработать на жизнь. Ты, наверное, хотела сказать «объятиями», – добавил он. – И попав к нам, ты произвел такое впечатление на богов, что они показали тебе клад, чтобы ты мог восстановить Почтамт. – Я отношусь к этому с большим смирением, – сказал Мокриц, пытаясь соответствовать. – Ага, а божественное золото было все в старых монетах из равнинных городов… – Знаешь, я и сам об этом иногда думаю долгими бессонными ночами, – сказал Мокриц. – И я пришел к выводу, что боги в своей мудрости решили, что дар должен быть легок в применении. «Я так долго могу продолжать, – думал Мокриц, – а ты пытаешься играть в покер без карт. Подозревай все, что хочешь, но я вернул те деньги! Ну да, сначала я их украл, но то, что я их все же вернул, должно считаться, правда? С чистого листа, так? Ну, или с чуть заляпанного». Дверь медленно приоткрылась, и в комнату протиснулась юная нервная особа с тарелкой холодного куриного мяса. Она поставила тарелку перед Шалопаем, и тот просиял. – Извини, может, ты хочешь кофе? – спросил Мокриц, когда девушка направилась к выходу. Сахарисса встала. – Спасибо, не стоит. У меня сроки горят. Уверена, мы еще скоро побеседуем, господин фон Липвиг. – Не сомневаюсь, госпожа Резник. Она подошла к нему и тихо спросила: – Ты знаешь эту девушку? – Нет, я почти ни с кем еще не знаком. – Так ты не знаешь, можно ли ей доверять? – Доверять? Сахарисса вздохнула: – Это совсем на тебя не похоже, Мокриц. Она только что принесла еду самой ценной собаке в мире. Которую некоторые хотят видеть мертвой. |