Книга Любить, чтобы ненавидеть, страница 41 – Нелли Осипова

Катя не плакала…

Андрей вернулся домой, забронировал по телефону билеты на самолет, собрал кое-какие свои вещи, бросил в раскрытую пасть чемодана и ушел в кабинет. До самого вечера он оставался там, не вышел к ужину, чем поколебал уверенность Дануси в том, что муж примирился с необходимостью сохранить брак.

Когда укладывались спать, она разыграла небольшой спектакль: разделась догола и стала мельтешить перед мужем, который уже улегся, — будто бы искала ночную пижаму и, не найдя ее, так, голышом, и легла. Через минуту протянула руку к Андрею, обняла его. Он вскочил, как ужаленный, резко освободился от нее и с исказившимся лицом бросил:

— И не думай! Ничего подобного между нами не будет!

Дануся сделала вид, что не придала этому значения, что-то ласково замурлыкала и вновь потянулась к нему.

Он повернулся на другой бок.

— Можешь пожаловаться своему дяде, что я отказываюсь трахать тебя, — назвал он все своими именами…

В аэропорту перед вылетом, улучив момент, Андрей выслал телеграфом денежный перевод Кате, довольно большую сумму, как и обещал.

Катя получила извещение о переводе перед самым выходом из дома. Даша уже ждала ее в машине, когда разъяренная Катя вылетела из подъезда, громко хлопнув за собой дверью.

— Ты что, подружка, разбушевалась? — спросила Даша.

— Нет, ты представляешь, что он себе позволяет! Деньги мне перевел!

— Кто, Степ?

Катя с недоумением уставилась на Дашу, но внезапно сообразила, что та еще ничего ровным счетом не знает.

— Знаешь, Дашунь, — сказала она после минутного размышления, — давай доедем до дачи, а там я тебе все расскажу. За эти четыре дня столько всего произошло… Ты просто не сможешь спокойно вести машину, и мы, чего доброго, угодим в аварию.

— Это ты зря, я даже в подпитии прекрасно веду.

— Нет. Потерпи. Приедем — расскажу…

Клава с Сашенькой встретили подруг накрытым столом, и, уж конечно, Клава расстаралась — Даша позвонила ей и предупредила, что привезет с собой Катю.

Сашенька бросилась к матери, потом повисла на Кате и неожиданно сказала:

— Тетя Катя, у вас грустинка засела в глазах.

— Как это? — не поняла та.

— Не знаю, только она там уселась и смотрит на меня.

— А вот мы сейчас Екатерину Викторовну накормим вкусным обедом, она и вылетит, — пообещала Клава и погнала всех мыть руки.

Обед, как всегда у Клавы, был превосходным, по всем правилам грузинской кухни.

Дарья от нетерпения, махнув рукой на приличие, торопила Катю:

— Ешь скорее, чего ты возишься, как Сашенька, когда ей что-нибудь не нравится.

— Напротив, все так вкусно, что я стараюсь продлить удовольствие.

— Господи, да что ж это такое? Совсем огижела, не дает гостье спокойно поесть, — возмутилась Клава, ловко придав грузинскому слову «гижи», что означает сумасшедший, русское глагольное значение.

— Да ладно тебе, я не против, пусть ест, сколько хочет, если ей плевать на собственную фигуру и распирающее меня любопытство.

— А чего это тебе так любопытно? — поинтересовалась Клава.

— Новости у нее какие-то, в машине не стала рассказывать…

— А-аа… Тогда понятно, — отозвалась Клава. — А мне тоже можно послушать или это секретно?

— Клавочка, от тебя у меня секретов нет, а вот ребенку, который умеет грустинку в глазах увидеть, лучше пока погулять.

— Секретчики противные, — пробурчала Сашенька. — Я целую неделю ждала…

— Обещаю чуть позже почитать тебе новые стихи, — попыталась смягчить свое положение Катя.

— Их недавно написали?

— Нет, Сашуль, очень-очень давно, но почему-то все о них забыли.

— А вы вспомнили, тетя Катя? — все допытывалась девочка.

— Да, вспомнила и хочу с тобой поделиться, — Катя поцеловала Сашу, и та отправилась играть на участок.

Катя начала свой рассказ… Все события укладывались в какие-то четыре-пять дней, а казалось, что речь идет о всей жизни…

Обе женщины слушали как завороженные, только с той разницей, что Даша молчала, а Клава то и дело вздыхала, поминая то Господа Бога, то черта, украдкой смахивая слезы.

— И в довершение всего он перевел мне сегодня деньги, словно я все это время была его содержанкой.

— И много он перевел? — не удержалась Клава.

— Откуда мне знать? Я позвонила на почту, чтобы убедиться, что перевод от него, спросила, не из Средневолжска ли прибыли деньги. Они подтвердили. Пусть там и лежат, пока их не перешлют ему обратно.

— Ты говорила, что когда он посоветовал тебе уволиться, то пообещал финансовую помощь, пока ты не найдешь работу. Я думаю, этот перевод — всего лишь подтверждение его слов, — рассуждала вслух Даша.

— Я ему тогда ответила, что деньги у меня есть. А ему понадобилось унизить меня.

— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Даша.

— Если не выгонишь, поживу у тебя недельку.

— Да живи хоть до зимы, кто тебя гонит? Если можешь не спешить с поисками работы, что тебе делать в жаркой и пыльной Москве? Прекрасная идея! Живи, сколько хочешь, приходи в себя, — Даша обняла подругу, — пока грустинка из глаз не уйдет.

— Правду говорят: устами младенца глаголет истина, — произнесла Клава, странным образом не исказив ни единого слова в поговорке.

— Знаешь, Даш, я, наверное, наказана за измену памяти Кости. Прежде я часто думала, что все отпущенное на мою долю судьбой счастье мне уже выдано и ничего впереди не светит. Но потом, когда встретила Андрея, все так во мне всколыхнулось, как будто внутри меня зазвучала музыка, и я поверила, что жизнь продолжается. Теперь нужно расплачиваться за этот мираж. Я считаю, что и гибель Степа тоже мой грех… Как ты думаешь, есть ли жизнь после смерти?

— Поживем — увидим, — глубокомысленно заключила Клава.

— Правильнее было бы сказать: помрем — увидим, — уточнила Катя.

— Давай-ка прекращай этот похоронный марш и пойдем к ребенку. Ты обещала ей почитать стихи, вот и читай, а не причитай.

— Каламбуришь? — усмехнулась Катя.

— Правильно она говорит, правильно, — встряла Клава, углядев в незнакомом ей слове недооценку мудрости ее хозяйки. — Рассказывали вы все гладко да складно, Екатерина Викторовна, только у меня всякие сомнения в голове крутятся.

— Какие еще сомнения, Клавочка, дорогая? — с горечью спросила Катя. — Все и так ясно.

— Старая я, тупая стала, мне, чтобы переварить этот театр, нужно ночку с ним переспать. Может, тогда все пойму. Идите, идите на воздух, поиграйте с ребенком, а я со стола уберу.