Книга Любить, чтобы ненавидеть, страница 54 – Нелли Осипова

Клава, строго и внимательно наблюдающая эту сцену, вдруг возразила:

— Зачем это вам Яков Петрович понадобился, он-то здесь при чем? Это наше, семейное дело, да и вы не дурее его, разберетесь, решите все сами. А я пока посуду на кухню снесу. — Она стала убирать со стола.

Саша потянула за руку Васеньку. Даша спустила его на пол, и тут Гоша не выдержал, встал, взял мальчика на руки, поднял, прижался щекой к щеке и обернулся лицом к жене.

— Даша… — начал он и осекся.

Она взглянула на них, на мужчин, стоящих голова к голове, в четыре одинаковых глаза смотревших на нее, и ахнула.

— Клава! — закричала Даша. — Клава! Иди сюда, Клава! Я не выдержу этого! Я не могу все начинать сначала! — Она вскочила, бросилась из комнаты, в дверях столкнулась с Клавой, кинулась ей на шею и в голос разрыдалась, вздрагивая всем телом, приговаривая: — Что мне делать, Клавочка, что мне делать?..

Клава увела ее в спальню, уложила на кровать, села рядом, положила руку ей на лоб, принялась тихим голосом уговаривать:

— Хорошая ты моя, добрая, умная, не плачь, родная, не рви себе сердце, лучше выслушай, что я тебе скажу.

Даша перестала всхлипывать, только слезы непроизвольно, как бы независимо от нее самой, катились по ее щекам.

А Клава все говорила, говорила, рассказывала историю Верки, ее друга Миши, потом незаметно и плавно перешла на свои детдомовские годы, на сиротское детство и в довершение всего сказала:

— Поговори с Гошей спокойно, не кляни его, не ругай, он уже свое получил. Да ведь и было-то все давным-давно, пять лет назад, что теперь вспоминать?.. А Васенька, попомни мое слово, будет вам и свет в дому, и радость, и утешение, и опора в старости. Меня уж на свете не станет, а ты вспомнишь мои слова и еще добром помянешь за то, что уговорила и Гошу, и тебя… — Помолчав немного, Клава убрала ладонь со лба Даши и добавила: — Вставай-ка, пойдем, умоемся, генацвале, к детям с таким лицом выходить не годится.

— Клава, — осипшим голосом произнесла Даша, — а вдруг мы не успеем за две недели все оформить, и его у нас заберут?

— Да кто ж у родного отца станет ребенка забирать? Не боись, все устроится.

Минуло три месяца пребывания Кати в Праге. Первые волнения по поводу ее неуверенности в знании чешского языка прошли. Она работала много, уверенно, с энтузиазмом. С коллективом фирмы отношения установились ровные, доброжелательные, но особой дружбы с отдельными сотрудниками не возникало, да Катя и не стремилась к этому. Ладислав время от времени забегал к ней, чтобы убедиться, что у нее все в порядке и особых проблем нет.

Наступил ноябрь. В первую субботу месяца утром в Катином гостиничном номере неожиданно раздался телефонный звонок. Катя только что проснулась, она никак не могла привыкнуть к раннему началу работы, как это принято в Чехии, и потому в свободные дни позволяла себе понежиться лишний час.

— Слушаю, — отозвалась она на звонок телефона.

— Доброе утро, Катя, здесь Ладислав! — радостно приветствовал он. — Что делаешь?

— Мне стыдно, но я лежу.

— О! Извини, — растерялся он.

— Ничего страшного, я ведь не сплю, а просто лежу, валяюсь, — уточнила Катя.

— Тогда я могу спросить у тебя, какая разница между русскими словами «обилие» и «изобилие»?

— Надо же, какие проблемы тебя волнуют ранним субботним утром, — хихикнула Катя.

— Зря смеешься. Я думал что когда ты приедешь, у меня будет богатая практика в русской разговорной речи, но ты так прочно перешла на чешский, что мне пришлось восполнять мои пробелы чтением книг.

— Прекрасная идея! Поздравляю. Чтение — лучший способ пополнить словарный запас, поверь мне и не ропщи, что я перешла на чешский.

— И все-таки, в чем разница между этими словами? — вновь задал вопрос Ладислав.

— Обилие — это когда чего-то много, а изобилие — когда обилие изображено художником на рисунке, как было в Советском Союзе, когда пытались убедить народ посредством изобразительного искусства, что у нас обилие продуктов. Изо-билие, понятно?

Ладислав расхохотался:

— Это такая шутка или ты сейчас придумала?

— Вот прямо сию минуту, еще тепленькое, как говорят врачи, ex tempore, что означает — перед самым употреблением.

— А если серьезно?

— Изобилие — это чрезмерное обилие. Все очень просто.

— Ты снова шутишь?

— На этот раз все очень серьезно.

— Спасибо. У меня есть еще одно сообщение: я приглашаю тебя сегодня на обед, потому что пришла мама и готовит что-то очень вкусное. Если не возражаешь, я заеду за тобой, хорошо?

— Спасибо тебе, Ладислав, за заботу. А это удобно? Ведь мама готовит для тебя, а я приду и все съем…

— Я не дам тебе все, можешь не переживать. Кстати, познакомишься с моей мамой.

— Хорошо, спасибо еще раз. Буду ждать тебя.

Катя подумала, что еще один день будет заполнен, а значит, можно отвлечься от бесконечных дум об Андрее.

Мама Ладислава Камила оказалась моложавой, высокой дамой со спортивной фигурой, длинной, без единой морщинки шеей, гордо несущей на себе небольшую, красивой формы голову с короткой стрижкой и маленькими голубыми лучистыми глазами. Катю она встретила, как давнишнюю знакомую.

— Очень рада, что вы нашли время приехать к Ладиславу домой. На работе, я думаю, он очень официален, — сказала она и взъерошила сыну волосы.

Кате так понравился этот жест, сделанный в присутствии гостьи, что она невольно улыбнулась, и обе женщины, как по команде, потянулись друг к другу, расцеловались. Давно забытое тепло разлилось по всему телу, принесло облегчение и раскованность.

Обед прошел в непрерывных шутках, расспросах, воспоминаниях. Потом пани Камила заторопилась, быстро собралась, сказав, что должна поспеть на ужин к старшему сыну, но до этого помочь невестке испечь какой-то особенный пирог, рецепт которого очень сложен и требует немалого времени, почему и печется редко и только при ее участии.

Катя только сейчас узнала, что у Ладислава два брата — старший и младший, и оба женаты, лишь он один, неудачно женившись, засиделся в холостяках.

Когда Катя собралась уезжать, Ладислав неожиданно сказал:

— Катя, я прошу тебя… если ты хочешь… останься в этом доме хозяйкой, понимаешь… навсегда. Только не отвечай мне сейчас, подумай.

Она растерялась, покраснела и, опустив голову, не глядя на него, ответила:

— Милый, милый Ладислав, я к тебе очень хорошо отношусь и считаю тебя своим другом. Но этого совсем недостаточно, чтобы принять твое предложение. — Поразмыслив минутку, добавила: — Нельзя дважды войти в одну и ту же реку… Прости…

— Я понимаю… — тихо произнес он.