Книга Вторая молодость любви, страница 29 – Нелли Осипова

Додумать страшную мысль она не успела — приковыляла, шаркая домашними тапочками на отечных ногах старая нянечка, та, что при поступлении Михаила спросила: «Помирать, что ли, везут?», увидела Таньку, все поняла и, положив ей мягкую старушечью руку на плечо, сказала:

— Да ты чего пригорюнилась? Жив он, живехонек. Его эти… охранники, будь они неладны, домой мыться отвезли.

— А постельное белье? — Таня указала на кровать.

— Да что ж я, не баба! Раз помыться попросился, то и белье решила сменить, пусть уж… не жалко для такого молодца. А как возвернется, может, и спасибочки скажет.

— Но он еще слаб, ему не могли разрешить… — возразила Таня, но старушка махнула рукой и назидательно добавила:

— Кому требуется разрешение, а кто и так смел, — и пошла дальше, приговаривая: — Я туточки все сделала, пойду покамест посплю. Ежели что — ты буди, Танюша, не стесняйся, я за шестьдесят лет работы в больничке-то попривыкла сразу просыпаться.

Господи, за эти несколько минут столько чувств сменилось и перемешалось в Таниной голове, что она еле добрела до своего столика, села и, чтобы взять себя в руки, быстро открыла учебник фармакологии.

Пришел давешний доцент органической химии — ну как назло! Заглянул в учебник и стал любезно объяснять, что вот она, органическая химия, вся тут, в фармакологии, что новые лекарственные средства в основном есть результат развития этой науки, которой он посвятил жизнь…

Танька еле сдерживалась, чтобы не рявкнуть на него и отослать в палату, благо имелся весомый предлог — время отхода ко сну, но знание, как тяжело он болен, понимание его потребности в общении, его желания быть кому-то полезным и, наконец, элементарная ореховская интеллигентность не позволили и возражать, и отбрыкиваться от импровизированной лекции.

В это время за спиной доцента проскользнула в новенькой пижаме и в тапочках атлетическая фигура каскадера. Он выглядел обычным выздоравливающим пациентом, прохаживающимся по коридору. Дойдя до своей палаты не замеченным никем, кроме Тани, он повернулся и пошел обратно, хитро улыбаясь ей, словно только что вышел оттуда. Подошел к ним, пожелал спокойной ночи и совершенно невинным голосом спросил:

— Сестричка, а мои вечерние назначения вы не забыли?

Татьяна вспыхнула, захлопнула учебник, извинилась — то ли перед доцентом, что прерывает его, то ли перед Михаилом, которого будто бы обделила лекарствами, заикаясь, произнесла:

— Я сейчас… тут все уже приготовлено… Идите, пожалуйста, в палату, вы еще лежачий больной. Я принесу.

Доцент откланялся и поплелся восвояси в свою палату, а Михаил прошествовал в свою.

В палатах уже погасили свет. Во всем отделении тишина. Таня подхватила журналы, лекарства и вошла к Михаилу.

— Ну разве можно так, без предупреждения… Я уж Бог знает что подумала. Вот я принесла вам почитать новые журналы. Вот ваше лекарство… — Она налила из бутылки воды, подала ему вместе с капсулами, которые он покорно проглотил.

— Спасибо, спасибо, Мэрилин…

— Ой, не называйте меня так. Я — Татьяна, можно просто Таня.

— Татьяна, милая Татьяна… — продекламировал он и вдруг притянул ее к себе, чуть приподнял и крепко поцеловал в губы. Потом отпустил, сел на кровать и усадил ее рядом с собой.

Таня не сопротивлялась, покорно подчиняясь ему.

— Ну разве я мог исчезнуть в ваше дежурство? Всех отпускают домой, и мне захотелось.

— Вы же просили не сообщать домой ничего, — робко сказала Таня, — вот я и подумала, что… что вы…

— Что я помер? — Михаил захохотал. — Только не в ваше дежурство, Танечка. Вы так самоотверженно выхаживали меня, когда я был совсем беспомощен, неужели я стану подкладывать вам свинью! Мои родители живут за городом, а их квартира пустует, вот я и съездил, отмылся от всего: и от грязи, и от болезни, и, извините, от вашего больничного режима. Но, как видите, никого не подвел — не остался ночевать дома и вернулся. Вам бы меня похвалить, а вы ругаете.

Таня сидела молча, прижавшись к его боку, трепеща от желания и нетерпения, не задумываясь ни о чем, что не имело нему отношения. Только неуверенно произнесла:

— Вы еще не совсем здоровы…

— Каскадеры — народ живучий, иначе мы не могли бы делать свою работу.

Он взял Таню обеими руками за голову и вобрал в рот ее губы, потом раздвинул их языком, продвигая его все глубже. Она обвила руками его шею. Михаил легко поднял ее и уложил на кровать, прошептав:

— Ты смелая девочка. Не боишься меня?

— Нет… — так же шепотом отвечала Таня.

— Ты хочешь этого?

— С первого дня…

— С первой ночи, — поправил он ее, расстегивая и сдирая с нее белый медицинский халат.

Когда он вошел в нее, Таня вела себя так, словно кто-то давно и подробно обучил ее этому искусству, — она следовала инстинкту, заложенному в нее природой, Богом, дьяволом — кто это может знать…

Легкая боль вначале не спугнула и не остановила ее. Как только его вздыбленное естество исполнило отведенную ему роль, Михаил, тяжело дыша, откинулся на подушку. Минуты две оба лежали молча — Таня с раздвинутыми ногами, он положив ногу на ее коленку…

Михаил приподнялся, встал с кровати и опустился перед Таней на колени. Он целовал ее обнаженное тело, приговаривая: «Моя чудо-девочка, моя маленькая… ты моя коробочка с сюрпризами…»

— Почему вы так говорите? — прошептала она. — Это плохо?

— Это прекрасно, только не говори мне «вы».

— Ты… — робко произнесла Таня и замотала головой, — нет, наверное, не смогу.

— Почему? Я для тебя слишком стар?

— Вовсе нет. Мне никогда не нравились мальчишки.

Михаил стал целовать в грудь, и новое, неизведанное ощущение охватило ее с такой силой, что она, стыдясь самой себя, не выдержала и прошептала:

— Я хочу, чтобы все повторилось… я хочу еще раз к тебе… Можно?

Он был уже готов к этому, но понимал, что оказался ее первым мужчиной, и потому немного растерялся от такой открытости, готовности и незащищенности. Но хмель желания уже затуманил ему голову.

Утром в субботу первый час лекции она проспала, положив голову на руки. Когда в перерыве в аудитории начался привычный шум, Таня проснулась, заморгала заспанными глазами и быстро полезла в сумку за зеркальцем. Рядом сидел Андрей из ее группы. Уписывая гигантский бутерброд, он сочувственно спросил:

— Что, было тяжелое дежурство?

Таню вопрос застал врасплох, она смутилась, забеспокоилась, словно испугалась, что все уже знают обо всем.

— С чего ты это взял? — с некоторым испугом спросила она.

— Да ты весь час проспала не шелохнувшись. Небось голодная?