Книга Молчание сфинкса, страница 7 – Татьяна Степанова

Драка под мостом была такой, что для ее разгона были стянуты милицейские наряды со всех ближайших округов. Но это лишь добавило дравшимся с той и другой стороны свирепости и задора. В общей свалке Лыкову кто-то разорвал мочку уха, выдрав только недавно (перед самой призывной комиссией) вдетую медную серьгу. Лыков получил еще и несколько ударов свинчаткой по ребрам и упал, и его наверняка бы затоптали, если бы не сестра Анна.

Каким чудом она оказалась тогда на набережной? Она уже заканчивала институт, у нее был дружок-студент, с которым она проводила все свободное время, постоянно мотаясь по каким-то выставкам, реставрационным мастерским и тусовкам. А тут вдруг раз и…

Иван помнил, как в приемном покое, когда он, окровавленный и несчастный, лежал со своими треснувшими ребрами на больничной каталке, сестра металась возле него, и плакала, и держала его за руку, и ругала сумасшедшим дураком, и тут же испуганно, нежно заглядывала в глаза: «Тебе больно? Ну потерпи, чуть-чуть потерпи». Она тормошила его, и целовала, и снова ругала, и опять плакала…

Ивану Лыкову отчего-то всегда хотелось думать, что это именно Анна спасла его тогда. Хотя это было и не так. И он вовсе не умирал смертью героя. Ему натуго забинтовали грудную клетку после рентгена, промыли и зашили мочку уха, сказав: «До свадьбы заживет».

Чьей вот только свадьбы?

А потом шло время, и Анна все собиралась и собиралась замуж за своего студента, но он на ней так и не женился. Лыков готов был убить его и вместе с тем испытывал странное облегчение, граничащее со счастьем.

После смерти матери они с Анной жили вдвоем в своей старой квартире. Чисто внешне все было опять же как у всех. У Анны за эти годы было несколько мужчин, и, как говорится, без особых последствий. У самого Лыкова тоже были женщины. В женщинах ведь вообще нет недостатка. Выезжайте вечером на Ленинградку, выбирайте любую — на час, на ночь.

Что-то такое бредовое в качестве возможных планов насчет сестры и Сергея Мещерского Лыков слыхал от всеобщей чокнутой тетушки Евгении Александровны. Но всерьез этому значения не придавал и не беспокоился. Мещерский с его наполеоновским ростом и деликатной робостью в обращении с противоположным полом был не соперником.

Кому не соперником?

Этот вопрос Лыков себе задавать не любил. Такие вопросы были опасны. Но потом настала новая эпоха — эпоха Лесного, ознаменованная приездом Романа Валерьяновича Салтыкова. И жизнь Анны резко изменилась. Жизнь Ивана изменилась тоже. А тайна стала глубже, острее, перейдя в сферу совсем уж каких-то смутных, разрушительных грез, где на фоне двух разных пейзажей — чугунно-заводского и умиротворенно-усадебного, всегда был один и тот же образ. А прочие просто не существовали.

Анна любила вечерами подходить к окну. Что она видела там в темноте, среди слепящих огней? Что она видела там сейчас, после их последней поездки в Лесное к Роману Салтыкову?

Когда Иван вошел в комнату, сестра сидела на подоконнике, смотрела на мост, на автостраду.

— Хорошо пробежался? — спросила она, не оборачиваясь.

— Нормально.

Лыков с некоторых пор, чтоб держать себя в приличной форме, не дрябнуть мускулатурой, не набирать вес, каждый вечер пятницы и выходных бегал по набережной Москвы-реки.

— Дождик идет?

— Был, но перестал.

— Ты, наверное, промок? Там чистое полотенце в ванной. Возьми.

— Спасибо.

— Ужинать будешь?

— А ты, Ань?

— Я? — она вдруг резко обернулась. — Знаешь, мне Наталья Павловна только что звонила — в Лесном… несчастье.

— Да? Какое же несчастье? — спросил Иван.

— Убийство. Убили священника. Того самого, которого Роман приглашал на освящение дома, — отца Дмитрия. Это случилось вчера вечером. А сегодня все уже знают, вся округа — Наталья Павловна так говорит. Она очень расстроена, сказала, что этот отец Дмитрий…

— Кого-то всегда убивают, Аня.

— Наталья Павловна мне сказала, что он был сильно встревожен тем происшествием в церкви — ну помнишь, про которое они нам рассказывали?

—Чепуха все это.

— Но ведь его убили, Ваня.

— Тебя это беспокоит? Ты видела его всего пару раз. Или ты расстроена чем-то другим?

Анна сразу же снова отвернулась к окну. Она пряталась от него, как улитка в свою раковину. Он помедлил. Потом подошел к ней, положил руку на плечо. Давно, в детстве, они обнимались запросто, а теперь каждый раз он делал над собой усилие, чтобы этот жест не выражал ничего, кроме братского участия и заботы. Сестра была старше его, но, когда рука его лежала на ее плече, он чувствовал себя взрослым мужчиной, а ее ощущал маленькой, беззащитной Дюймовочкой, хотя она была одного с ним роста и умела постоять за себя.

— Роман тебе не звонил? — спросил он.

— Нет. В Лесном его нет, — ее голос звучал обиженно и сердито.

— Ну раз он не обеспокоился смертью какого-то там священника, чего же тебе так волноваться?

— Ваня, нам надо съездить туда. — Она дернулась, чтобы высвободиться. Лыков ощутил аромат ее духов.

— А Салтыков тебя приглашал?

— Нет, но…

— Конечно, мое дело десятое. Но, может, не стоит тебе так часто там маячить?

— Какой ты стал грубый, Иван. Мне порой просто не хочется тебе ничего…

— Говорить? — Лыков отошел, сел на диван. — Ты очень хочешь видеть его?

— У него… у Романа могут быть неприятности в связи с этим убийством.

— Какие неприятности?

— Ты знаешь какие.

— Я? Я ничего не знаю. У тебя с ним, Аня, все какие-то секреты.

— У тебя от меня тоже секреты.

— Но я твой брат. Я родной тебе человек.

— Он тоже не чужой, знаешь ли.

— Не чужой, — Лыков криво усмехнулся. — Это ты знаешь. И я. А он — наш обожаемый Роман Валерьянович — этого не знает.

— Ну и пусть. Настанет время — узнает.

— А если узнает, да не захочет?

— Ты как-то странно со мной разговариваешь. Я даже не пойму. Откуда у тебя столько злости, столько неприязни к Салтыкову? Ты ему завидуешь? Завидуешь, да? Его деньгам, его возможностям? Ах, Иван, — Анна покачала головой, — какой же ты все-таки…

— Какой? — спросил Лыков. — Ну скажи, какой у тебя брат.

— Ладно, давай кончим этот глупый разговор. Ты будешь ужинать?

— Если это для тебя так важно, поедем туда, в Лесное, хоть сейчас, на ночь глядя. Хочешь, завтра с утра.

Анна посмотрела на брата. Лыков слишком хорошо знал этот взгляд. В нем было все, но не было самого главного, того, что он хотел бы увидеть.

— Завтра? Нет… Я не могу, мне надо на работе договориться.