Онлайн книга «Руководство для домработниц»
|
– Тебя задавят! За нами, на протяжении нескольких кварталов, не двигалась с места ни одна машина. В полпятого мы подъехали к “Шератону”. Ресторан не работал. Что делать? Роджер уже припарковался. Мы пошли в “Денниз” в соседнем доме. – Куда бы ты ни шел, попадешь в “Денниз”, – сказала я. – Я хочу клубный сэндвич и чай со льдом. А ты что возьмешь? – Не знаю. Проблема еды мне совершенно неинтересна. Я совсем поникла. Мне хотелось поскорее съесть сэндвич и вернуться домой. Но я поддерживала учтивую беседу. Да, они состоят в английском загородном клубе. Он играет в гольф, и в крикет, и в любительском театре. Сыграл одну из старушек в “Мышьяке и старых кружевах”. Очень занимательно. – Кстати, я купил тот дом в Чили, с бассейном, у третьей лунки гольф-поля в Сантьяго. Пока мы сдаем его жильцам, но планируем провести в нем старость. Знаешь, о каком доме я говорю? – Конечно. Прелестный, с глициниями и сиренью. Загляни под свои кусты сирени – найдешь сотни мячей для гольфа. Пока я пристреливалась, мои мячи всегда залетали в тот двор. – Какие у тебя планы на пенсионный возраст? На будущее? – На будущее? – У тебя есть сбережения? ИПС [188] или что-нибудь в этом роде? Я покачала головой. – Я за тебя очень волновался. Особенно когда ты лежала в больнице. Тебя немало помотало по свету: три развода, четверо детей, столько разных мест работы. А твои сыновья, чем они занимаются? Ты ими гордишься? Раздражительность не проходила, хотя я уже утолила голод: сэндвич мне принесли. Он заказал сэндвич с сыром – “только не разогревайте!” – и чай. – Ненавижу такой подход… Гордиться своими детьми, считать, будто их достижения – твоя заслуга? Мои сыновья мне симпатичны. У них добрые сердца, в них нет фальши. “Они смеются. И едят – любят покушать”, – думаю я. Он снова спросил, чем они занимаются. Шеф-повар, телеоператор, дизайнер-график, официант. Все довольны своими профессиями. – Мне сдается, никто из них не сможет позаботиться о тебе, когда понадобится. Ох, Карлотта, если бы ты только осталась в Чили. Ты прожила бы жизнь в безмятежном спокойствии. Ты до сих пор была бы королевой загородного клуба. – В спокойствии? Я бы погибла во время революции. “Королева загородного клуба”? Надо срочно сменить тему. – А вы с Хильдой ездите на море? – спросила я. – Как можно, после побережья Чили? Нет, там настоящие орды американцев. Я нахожу Тихоокеанское побережье Мексики скучным. – Роджер, как ты только можешь? Океан – и вдруг скучный? – А ты что находишь скучным? – Нет на свете ничего, что я бы находила скучным. Я никогда в жизни не скучала. – Ах да, чего ты только не делала, только б не соскучиться. Роджер отодвигает в сторону сэндвич, к которому, считай, и не притронулся, участливо пододвигается ко мне: – Моя дорогая Карлотта… как ты планируешь вновь собрать по кусочкам свою разбитую жизнь? – Да ни к чему мне старые обломки разбитой жизни. Просто живу, как живется, стараюсь никому не делать зла. – Скажи мне, чего, по-твоему, ты достигла в жизни? Я не знала, что сказать. – Ну-у… три года не пью. – Это вряд ли достижение. Все равно как говорить: “Я не убила свою мать”. – Кстати, да, и это тоже, – улыбнулась я. Я доела все треугольные сэндвичи и петрушку: – Можно один флан и один капучино, пожалуйста? Оказалось, это единственный ресторан на все Мексиканские Соединенные Штаты, где нет флана. “Джелл-О”
[189] – s Он покачал головой: – Стихи я, естественно, читать не бросил. Скажи мне, какая стихотворная строка ведет тебя по жизни? Какой интересный вопрос! Я обрадовалась, но в голову лезли какие-то хулиганские, неприемлемые строчки. “О море, дай ответ: Возьмешь – иль нет?” [190] “Фашист каждой женщине мил” [191]. “Агония тем хороша, /Что люди в ней не лгут” [192]. – “Не уходи покорно в добрый мрак” [193], – сказала я. Хотя мне даже не нравится Дилан Томас. – Узнаю мою непокорную Карлотту! А моя строчка – из Йейтса: “И будь душой беспечален, – Хоть нет ничего трудней” [194]. О господи. Я погасила сигарету, допила растворимый кофе. – А как тебе – “И до ночлега путь далек” [195]? Мне пора вернуться к Салли. Пробки и смог были жуткие. Мы продвигались вперед дюйм за дюймом. Он перечислял всех наших знакомых, которые умерли, финансовые и семейные фиаско всех моих бывших кавалеров. Он подъехал к бровке тротуара. Я сказала: “До свидания”. И по глупости двинулась к нему, чтобы обнять. Он отпрянул, прижался спиной к дверце. – Ciao [196], – сказала я. – Беспечален! В доме было тихо. Салли спала после химии. Ворочалась, как в лихорадке. Я сварила крепкий кофе, присела рядом с канарейками, поближе к благоуханию тубероз, слушала, как сосед снизу неумело играет на виолончели. Тихонько заползла на кровать рядом с сестрой. Мы обе проспали до сумерек. Пришли Виктория и Мерседес, чтобы выспросить все про ланч с Роджером. Я могла бы рассказать им про ланч. Я могла бы такую байку из этого сделать – обхохочешься. Как бархатцы подросли и Роджер не понял, что это цветочные часы. Я могла бы изобразить в лицах, как он играет одну из старушек в “Мышьяке и старых кружевах”. Но я, лежа рядом с Салли, уронила голову на подушку: – Он мне больше никогда не позвонит. Я расплакалась. Салли и ее дочери стали меня утешать. Им не казалось, что плакать глупо. |