Онлайн книга «Сон над бездной»
|
– Что? – Пошли, я сказал, идем скорей отсюда! И вот небывалое дело – Кравченко подчинился. Они вышли на воздух, поднялись на галерею. Гиз… он остался во дворе с официантом. Что-то у него спрашивал, они не вникали. Хватит вникать во все это! – Ну, что там такое? – спросила их Олеся Михайловна. На галерее никто и не думал расходиться по спальням. Среди них Мещерский заметил и Павла Шерлинга в халате. – Да ничего особенного, – ответил Кравченко. – Ваш официант по оплошности разбил посуду и устроил спектакль, боясь взбучки. – Но я слышал, как он кричал, что кого-то видел. Кого он видел? – подозрительно спросил Шерлинг. – Естественно, привидение, – ответил Кравченко. – А что он еще мог придумать в такой ситуации? Привидение – это ж классика. – Уволить сволочугу завтра же. – Лесюк стукнул кулаком по каменной ограде галереи. – Колобродничаем тут из-за него полночи! – Вадим, Сергей, можно я у вас немного побуду? С вами? – спросил Илья, когда они шли к себе. – Конечно, – Мещерский не стал спрашивать у мальчика, почему он не идет к себе. – Хочешь, телевизор включим? Должен быть тут какой-нибудь ночной развлекательный канал. В комнате включили телевизор. Кравченко нашел спутниковый «Плейбой», но Мещерский, отняв пульт, тут же переключил на другое – думать надо, что несовершеннолетнему показывать! Кравченко только хмыкнул. Но казалось, Илья даже и не заметил, что его лишили «клубнички». Нейтральный выбор Мещерского пал на ночные новости. Показывали президента Украины в Верховной Раде, потом нового премьера. Потом пикет «голубых» на улицах Киева и в противовес пикет «оранжевых». То ли за вступление в НАТО, то ли против вступления, следом пошли кадры пресс-конференции Юлии Тимошенко. Потом корреспондент из Америки бойко начал сообщать новости о процессе над бывшим премьером Лазаренко. – Его тоже по экстрадиции выдали, – сказал Илья. – И отца моего могут выдать. – Неужели? – Кравченко словно впервые это слышал. – Лучше бы его выдали, скорей бы уж. – Илья смотрел на экран. – Илья, что бы там ни было с твоим отцом, тебе, сыну, так о нем говорить не пристало, – строго заметил Мещерский. – Нам с матерью без него было бы лучше. – Илья поднялся. – Что, уже уходишь? – спросил его Кравченко. – Да. – Хотел ведь побыть тут. – Я пойду спать. Но спать в эту ночь не пришлось. Шум, крики. Крики, шум за дверью. – Негодяй! Подонок! – Папа, не надо! Папа, мы любим друг друга! – Боже, Вадик, что опять?!! – Мещерский нашарил на столике рядом с лампой часы: четыре утра. За окнами – мгла. Снова туман в горах? – Подонок, скотина! И это в дни, когда ее мать мертва! Я убью тебя! Пустите меня, я его прикончу! Вопли за дверью. Мужской истерический голос – со слезами, с яростью, с надрывом. «Неужели это Шерлинг так?» – испугался Мещерский. Кравченко судорожно натягивал джинсы – не выскакивать же снова голяком? Шум, крики. Крики, шум за дверью. На этот раз не на галерее, не там, где был прежний ночной «сбор всех частей», а в просторной гостиной, где, несмотря на глухой предрассветный час, были зажжены все люстры, первым встретился Мещерскому и Кравченко Олег Гиз. Без черного с серебряным шитьем камзола, без ботфортов, в простыне, обмотанной вокруг бедер. Он пытался удержать вырывавшуюся из его рук растрепанную полуголую Злату. – Пусссти меня! – Злата, дорогая, пожалуйста, не надо! – А я говорю, пусссти, дурак! – Будет только хуже! – Убери от меня руки, это ты во всем виноват. Ты и ее матери помогал мужа у живой жены отбивать, а теперь этой маленькой шлюхе потворствуешь! – Злата рванулась и, оставив в руках Гиза клок шелкового розового пеньюара, устремилась туда, откуда неслись взбешенные крики. Спросонья Мещерский не сразу понял, что весь этот содом творится в спальне Маши Шерлинг. Дверь спальни была распахнута. Свет горел, как и в гостиной. В дверях Мещерский увидел Илью – мальчишка снова не спал, находился в гуще событий. Цеплялся за косяк, смотрел, словно боялся упустить малейшую деталь. В спальне были Павел Шерлинг, Олеся Михайловна и ее муж. В углу смятой постели, прикрывшись до подбородка простыней, скорчилась всхлипывающая Маша. Тут же был и Богдан. На голове его все еще был золотой лавровый венок триумфатора – и ничего, кроме венка. Богдан стыдливо закрывался подушкой, пытался дотянуться до трусов, брошенных на ковер. Но Шерлинг наступил на его трусы ногой. А самого Богдана с силой толкал в голую загорелую грудь. – Подонок! Грязная гадина! И это все, когда ее мать мертва, еще даже не предана земле! – Папа, не смей его оскорблять, я его люблю! – крикнула Маша. – Молчи, я с тобой еще потом поговорю! – Павел Шерлинг с размаха наградил дочь звонкой пощечиной. – Проститутка! – Выбирайте выражения, дорогой! – крикнула Олеся Михайловна. – Что вы тут цирк нам среди ночи устраиваете? – Цирк? Мою дочь изнасиловал, обесчестил этот вот подонок, ваш дражайший сынок! – Я изнасиловал?! Да вы что, белены, что ли, объелись? – завопил Богдан. – Машка, скажи им, как дело было! Ну! – Как же, скажет она вам правду! Эта девка, эта потаскуха, подзаборная дрянь! – В общий гневный хор вступила Злата Михайловна, ворвавшаяся в спальню как фурия-мстительница. – Не смей так говорить о моей дочери! – рявкнул Шерлинг. – Сам же только что ее проституткой назвал! – Злата сжала кулаки. – Заткнись, думаешь, я не знаю, по какой причине ты племянничка защищаешь? – Я его не защищаю. Но твоя дочь, Пашка, она тоже хороша, стерва развратная! – Да прекратите вы! Замолчите! – старался перекричать их Андрей Богданович Лесюк. – Илья, немедленно вон отсюда! Мещерский и Кравченко увидели Елену Андреевну – шум разбудил и ее. Она тщетно пыталась выдворить Илью из спальни. Он упирался. – Вон, без разговоров, рано еще тебе на такие вещи смотреть! – Мне рано? – Илья грубо, зло оттолкнул мать. – Да они трахались тут! И раньше трахались! – А тебе бы только шпионить за мной, придурок недоразвитый! – гневно крикнула Маша. – Ну, что вы все на меня уставились? Да, он был со мной, здесь. – Она схватила Богдана за плечо, развернула к себе. – Да, мы любовью занимались. Да, трахались, когда моя мать еще не похоронена. А что – нельзя? Где это написано, в каком законе? Павел Шерлинг замахнулся на нее, но ударить не смог – Гиз удержал его руку. |