Онлайн книга «Зеркало для невидимки»
— А кто это Баграт? — Да муж ее. Благоверный. Баграт Геворкян — неужели не слыхала? Он даже у вас в Москве на Цветном бульваре несколько сезонов выступал — давно, правда. У него номер был уникум — дрессированный бегемот и еще разная тварь экзотическая. — Я в цирке в далеком детстве была, — сказала Катя. — А что, у вас тут и бегемот есть? — Она и не подозревала, что этот же вопрос в свое время задал и Колосов. — Нет. Содержать дорого. Вместо этого каждый вечер женушка выкаблучивается. Так старается, только застежки отлетают. — То есть? — Катя внимательно наблюдала за собеседницей. Что кроется под всем этим? Ревность? — Да стриптиз, — фыркнул «комбинезон». — Весь вечер на манеже… У Геворкяна в номере удав, крокодил, попугаи да родная жена. Сам он — индийский факир, а для публики, особенно для мужиков, жена его раздевается под музыку. Как шоу, но только на вечерних представлениях. Второй гвоздь программы, после львов Разгуляева — Илонкина задница. Здешние с ярмарки слюни пускают каждый вечер. Особенно кавказцы. Эти неистовствуют просто. А Баграт… Да на него смотреть больно! Вот оно как теперь деньги-то достаются. Один раз знаешь что было? Пришли какие-то азербайджанцы. А он же армянин, понимаешь? Ну, начался номер. Они ему что-то и крикни с места, ну насчет Илонки-то… А он… Мы думали — зарежут друг друга! Палыч его Христом Богом потом просил в руках себя держать, не доводить дело до ментов. А то номер закроют. И совсем тогда сборов не будет. — Слушай, а я вот что спросить хотела, пока не забыла. — Катя решила круто поменять тему. — А чего это Разгуляев с леопардами так настойчиво добивался? Ну они рычат, бросаются, а он их все равно заставляет. — Так не в Валькиных правилах уходить с манежа, как тут у нас говорят, под стук собственных копыт. Он же мужик. Уважает себя, публику, цирк. А потом, на манеже — он хозяин. Ну, картошка готова, садись. Я сейчас наших кликну. «Кликала» она подобно пионерскому визгливому горну: — Ромка! Ро-ом-ан! Где тебя носит? А Гошка где? Эй, садитесь жрать, пожалуйста. Романом, оказывается, звали того самого жонглера-невидимку, что переговаривался с Катей в темноте. И тут он тоже вынырнул из темноты. — Эх, хорош уже, готов, — засмеялась Ирина. — Где набраться-то успел, Ромка? — Д-девчонки, я пас… Чего ты кричишь, бутончик ты мой, — «невидимка» был пьян-распьян. Но тем не менее попытался приобнять Ирину. — Д-девчонки, я есть не буду, мы там сейчас с ребятами.., рыбу идем ловить. Во! — В руке у него действительно была удочка. — Это кто же такой? — полюбопытствовала Катя, когда пьянчужку унесло. — А, коверный наш. Ромка Дыховичный. — Коверный? — Ну, клоун. Смейся, паяц, — «комбинезон» пропел это шутовским контральто. — Только сам Ромочка не поймет, какой он — белый или рыжий. — Я видела, он жонглировал такими штуками. — Да, он как гуттаперчивый мальчик у нас. Эквилибристом был, канатоходцем, акробатом. Но там трезвая голова нужна. Ну и стал комиком. На репризы выходит. Дырки им между номерами затыкают. — Слушай, Ира, я вот еще что хочу спросить… Заместитель вашего администратора Севастьянов Аркадий, я сегодня в хронике прочла, убитым найден тут, неподалеку. А ты не скажешь… Стоп. Вот это уже интересно. Катя замолкла. «Комбинезон» смотрел на нее выжидательно и остро, как сорока на стекляшку. На мальчишеских скулах даже желвачки играли. — А ты что, корреспондентка, вынюхивать, что ли, приехала сюда? — Я в газете утром прочла. У администратора вашего поинтересовалась — он только отмахнулся. Словно и не вашего сотрудника убили, а муху прихлопнули. — Катя пожала плечами. — Мне-то, конечно, плевать, но согласитесь, неужели не интересно узнать, как убили, за что, кто? — Он мало у нас работал, залетная птица. — Ответ был ледяным. — Что за человек был? — Падаль. — Такой разэтакий? — Дерьмо. — Ирина снова вышла на порог бытовки. — Гошка, два раза, что ли, повторять?! — Потом обернулась к Кате: — Будто не знаешь, что одних людей бог из глины сделал, а других из дерьма? — Поясни, пожалуйста. — Порядки у нас начал устанавливать. То не так, это… А когда мимо клеток проходил, аж с лица слинял. Нервы-с. — Ну, мне кажется, с такими зверюгами любой струсит. — Я не трушу. Каждый день вон с ними. Катя решила не нажимать на девчонку после такой ее реакции на заместителя администратора. И, вспомнив о вычитанном в сводке ЧП, хотела было поменять тему и заодно насытить любопытство. — отчего это лев бросился на человека, но… — Ира, я вот он, тут. Сейчас только отнесу и вернусь. — На пороге показался тот, уже знакомый Кате, паренек. Он крепко прижимал к груди туфли-лодочки — белые, на изящной шпильке. — Я больше подогревать не буду, — устало сказала Ира. — Да я крем искал! У ребят только темный, а тут бесцветный нужен. — Паренек бросил на Катю быстрый любопытный взгляд — так глядят волчата. — Приветик. — Вот, познакомься, корреспондентка, Игорек. А проще — Гоша Дыховичный. — Ото, целая династия! Роман твой брат? Вместо Игоря ответила Ирина: — Родственник. Гоша, он кто тебе — дядька, что ли, троюродный? — Она зацепила сковородку прихваткой, отнесла на столик, достала из холодильника тарелку с помидорами и коробочку сметаны. — Нет, братан двоюродный. — Парень все стоял на пороге, словно никак не желал расставаться с этими чудными лодочками-туфлями. — Ну ты что, чистильщик, в самом деле? — Ирина зло прищурилась. — Нанялся, что ли? Носишься с этой дрянью, как… — Нет, она меня просто попросила! — А ты и рад в служанки записаться. — Ничего я не служанка. — Ладно, ишь ты, орет еще. — Ирина потрепала его по затылку. — Успеешь, отработаешь. Садись. А то мы тут с корреспонденткой картошку чистили-чистили. — Ты правда из газеты? — спросил он Катю. — Правда, Игорь. — А что писать будешь, про кого? — Про все, про цирк. — А про меня? — И про тебя. Ты что, тоже на манеже выступаешь? Он нагнулся, бережно поставил туфли у порога. Катя прикинула — маленькие, размер тридцать пятый. Перешагнул через них и, вытерев руки о футболку, сел к столу. — А вот приходи на представление посмотреть, как я на подсадке буду работать, — сказал он, цепляя вилкой картошку поподжаристей. |