Онлайн книга «Зеркало для невидимки»
Пока Кох бегал за аптечкой. Катя сидела с Гошкой. Тот уже не рыдал, просто скулил от боли. Он прижался к Кате, его всего трясло, как в лихорадке. — Вот… Держи аптечку… Левая рука у него… А эту… Эту я вообще впервые вижу, не знаю, кто она. Из темноты вдруг на нас кинулась, как кошка. — Это корреспондентка из газеты, Гена. И тебе не мешало бы повежливее быть с девушкой. Катя подняла голову: над ней и Гошкой, точно два дуба в чистом поле, — Кох и Разгуляев. Кох протягивал Разгуляеву аптечку. Костер почти догорел. Только угли еще багрово мерцали в темной золе. * * * Разгуляев присел, осторожно осмотрел руку Гошки, достал из аптечки чистый бинт, умело забинтовал. — От таких фортелей, Гоша, люди калеками становятся, — сказал он жестко. — Пошли в медпункт. Парень брел медленно, Разгуляев держал его, потому что ноги Гошки еще заплетались. Разбудили циркового фельдшера, им оказался муж кассирши. Игоря оставили в медпункте. Кох сразу куда-то исчез, точно растворился в темноте. Катя подумала: все же надо, наверное, как-то объяснить ему, отчего она так поздно бродит по территории цирка и отчего так бесцеремонно вмешивается не в свое дело. — Ну? — Разгуляев изучал ее. В темноте она не видела ни его лица, ни глаз, но чувствовала. — Так и будем? — Что? — В прошлый раз вот тоже так, я уж настроился на оживленную беседу, анекдоты припомнил цирковые, какие поприличней, а вы в каком-то углу затаились, смотрели на меня, а так и не подошли. Просто прятались, думая, что вас не видно. Вы и сейчас подслушивали? Это что, новая манера работать? — Да, — сказала Катя (слава богу, в темноте он не увидел, как она покраснела). — Это мой личный стиль. Так всегда больше узнаешь о людях. — Ясненько. И к какому же выводу вы пришли? — У вас чудной помощник. — Кох? Молокососу Гошке небось Шиллера своего разлюбезного читал при свете пламени: «Когда-то вы видели мальчика, и он был счастлив. Теперь вы видите мужчину, и он полон отчаяния. Ад проглотил меня…» Было такое? — Без Шиллера обошлось. Но о чувствах, кажется, что-то было. Я не очень поняла. — Только, ради бога, вы по одному Генке не судите, что у нас все тут с романтическим сдвигом. А то напишете: «Романтики манежа, бескорыстные фанатики своей нелегкой, яркой и опасной профессии». — Меня, между прочим, зовут Екатерина, — гордо сказала на это Катя. — А меня Валентин. Пауза. Боже, как ей хотелось говорить с ним, о многом спросить, но… Святая правда, когда наступает решающий момент, «он — что гиря». Язык! — Вы на той репетиции были. Ваш водитель машину подогнал — свет включил. Очень своевременно, знаете ли. — Разгуляев усмехнулся. — Я его по всему цирку потом искал, бутылку коньяка хотел поставить. Не подскажете, как мне с ним связаться? — Это не водитель. Это мой муж. — Ясно. — Разгуляев засунул руки в карманы кожанки. — А что же вы сегодня одна тут и так поздно? — А у вас тут, как я погляжу, самое интересное по ночам происходит, — ядовито заметила Катя. — Два убийства, и оба под покровом мрака. — — И вы, значит, решили сыграть в добровольного сыщика? — Угадали. — Случается иногда, что и в цирке люди тоже умирают. — Что-то уж слишком часто, по-моему. На крыльце скрипнула дверь, на пороге показались фельдшер и Игорь Дыховичный. Свет упал на лицо Разгуляева, и Катя наконец-то увидела его… Пьяное полудетское бормотание, всхлипы, Гошка жалуется: «Рука болит». И все это спугнуло что-то, что секунду назад почудилось Кате в глазах ее ночного. собеседника. — Михал Егорыч, давай я его доведу, — предложил Разгуляев фельдшеру. Тот отмахнулся и поволок Гошку к дальнему вагончику. До Кати долетело: «Ремня бы тебе хорошего, паршивец, всыпать… Эх, отец был бы жив…» — Игорь что, сирота? — спросила она. — Вроде. Брат у него двоюродный или троюродный… А так за ними обоими Ира Петрова присматривала. Мужики, Екатерина, они без женского глаза дичают. — Как ваши львы знаменитые, — усмехнулась Катя. — Все хотела попросить вас полюбоваться на них хоть одним глазком. — В чем проблема? — Как? Сейчас? Ночью? — Ей хотелось добавить: «Что вы, я пошутила, я совсем не хочу ночью к львам!» Но Разгуляев повел ее не к львятнику, а к шапито. А там… Кате показалось, что среди ночи дается какой-то новый аттракцион — столько сновало вокруг манежа обслуживающего персонала. На арене все еще стояла клетка, ее так и не убрали. — Ну, я вас ненадолго оставлю, мне переодеться нужно, — сказал Разгуляев. — Посидите пока тут. — Извините, а что все это значит? — Катя кивнула на манеж. — Хочу попробовать один прогон сделать. Манеж для репетиций у нас по часам расписан, приходится ночью столбить. — Вы же устали… — Катя тревожно заглянула ему в лицо. — Я же видела вас на представлении, это такая нагрузка. Так же нельзя себя.., дрессировать. Вы устали. — Я? — Вы из-за нее переживаете, да? Из-за Иры? Мы с ней успели познакомиться, она была очень славной… — Меня вчера в милиции пять часов продержали, — сказал Разгуляев. — Было время о многом подумать. И о том, что, как вы выразились, тут у нас люди мрут «слишком часто» что-то. Катя осталась одна в темном амфитеатре. Служители на манеже проверяли клетку, реквизит. Под куполом вспыхнули юпитеры. Катя смотрела, как готовят этот ночной аттракцион для нее одной, единственного зрителя. И именно в этот момент, когда она так напряженно ждала дальнейшего развития событий, она подумала: «Здесь что-то происходит. В этом цирке творится что-то неладное. Я это чувствую, и они… Они давно уже почувствовали. Их это сильно тревожит». У клетки появился Кох, чем-то крайне недовольный. Катя обратила внимание на увесистый арапник в его руке. После подслушанной беседы у костра она наблюдала за этим парнем с великим любопытством. Его сумбурный, вдохновенный бред о каком-то «пути в Дамаск», Шиллер… Весь облик этого типа — эта его майка дурацкая, словно специально надетая, чтобы демонстрировать накачанные мышцы, его тяжелые кулаки, мощный торс, упрямый подбородок — все дышало грубой силой и чувственностью. Катя сравнила Коха с Кравченко. Затем сравнила с Кравченко и Разгуляева. Да, в игре мускулов драгоценный В. А. этой колоритной парочке не уступал, но в остальном… Катя уже не могла усидеть на месте, встала, подошла к Коху. Он сначала сделал вид, что в упор не видит ее, потом круто обернулся: |