
Онлайн книга «Книга Балтиморов»
– Гиллель был ассистентом тренера. Он не должен был пускать Скотта на поле. Он же знал, что тот болен. Это была его ответственность как тренера. Я хочу сказать, не надо сравнивать себя с ним. Ему просто очень нравилось быть с тобой на площадке и покрикивать на парней сильнее его, вот и все. Для тебя футбол – это жизнь. А быть может, и карьера. Он поморщился: – Все равно я на себя злюсь. – И зря. Дядя Сол был от Мэдисона в куда меньшем восторге, нежели мы. Когда Вуди опять заговорил за столом о своих тамошних перспективах, дядя Сол возразил: – Это хороший университет, ничего не могу сказать, просто выбирать надо в зависимости от того, чем ты хочешь там заниматься. – Во всяком случае, с футболом там круто, – повторил Вуди. – С футболом, может, и круто, но если, например, вы хотите заниматься правом, надо сразу начинать курс в университете, где есть юридический факультет. Так логичнее. Джорджтаун, например, очень хороший университет. Да и к дому ближе. – Патрик Невилл говорит, не надо ограничивать свои возможности, – возразил Гиллель. Дядя Сол возвел глаза к небу: – Ну, если сам Патрик Невилл говорит… Иногда мне казалось, что Патрик слегка раздражает дядю Сола. Помню, однажды вечером мы все получили приглашение на ужин в “Рай”. Ужин Патрик устроил с размахом: нанял повара из ресторана и официантов. На обратном пути тетя Анита похвалила блюда. Это вызвало небольшую размолвку между ней и дядей Солом, вполне безобидную, но тогда мне стало не по себе: я первый раз видел, чтобы дядя с тетей ругались. – Еще бы не вкусно, – возразил дядя Сол, – повара нанял. Сделал бы лучше барбекю, куда как приятнее. – Ну, Сол, он одинокий мужчина, готовить не любит. Дом, во всяком случае, великолепный. – Слишком аляповатый. – Во времена Кларков ты говорил иначе… – При Кларках там был шарм. А он все переделал, как нувориш. – Тебе что, не нравится, что он зарабатывает много денег? – спросила тетя Анита. – Я очень за него рад. – По тебе не скажешь. – Не люблю нуворишей. – А мы с тобой разве не нувориши? – Уж вкуса у нас побольше, чем у этого типа, это точно. – Ой, Сол, не придирайся. – Я придираюсь? Ты что, правда считаешь, что у этого типа есть вкус? – Да, есть. Мне нравится, как он отделал дом, мне нравится, как он одевается. И перестань называть его “этот тип”, его зовут Патрик. – Одевается он смешно: строит из себя молодого модника, а выглядит со своей подтяжкой как старый потаскун. Не могу сказать, что Нью-Йорк пошел ему на пользу. – Не думаю, что он делал подтяжку лица. – Ну, Анита, у него же кожа на лице гладкая, как попка младенца. Я не любил, когда дядя с тетей обращались друг к другу по имени. Это значило, что они сердятся. В остальное время они звали друг друга ласковыми, полными нежности прозвищами, и казалось, что они любят друг друга, как в первый день. После слов Невилла мысль учиться в университете Мэдисона прочно засела у меня в голове. Не столько из-за самого университета, сколько из желания быть рядом с Александрой. Встречаясь с ней каждый день, я понял, насколько счастлив в ее присутствии. Я воображал нас с ней в кампусе, воображал, что между нами все как прежде. За неделю до нашего отъезда из Хэмптонов я набрался храбрости и сообщил ей о своих планах. Когда мы, проведя целый день в “Раю” у бассейна, отправились домой, я сказал кузенам, что забыл у Невиллов одну вещь, и побежал обратно. Вошел без стука, решительным шагом, и нашел ее в одиночестве у бассейна. – Я мог бы поехать учиться в Мэдисон, – сказал я. Она сдвинула на кончик носа солнечные очки и взглянула на меня неодобрительно: – Не делай этого, Маркус. – Почему? – Не надо, и все. Выкинь эту глупость из головы. Я не понимал, отчего это глупость, но скромно промолчал и удалился. Я никак не мог уразуметь, почему она так приветлива с кузенами и нелюбезна со мной. И уже не знал, люблю я ее или ненавижу. Наша хэмптонская жизнь подошла к концу в последнюю неделю июля 1997 года. Накануне отъезда мы пошли в “Рай” попрощаться с Невиллами. Александры не было дома, только Патрик. Он угостил нас пивом и каждому дал свою визитку: – Как я рад, что лучше вас узнал! Вы все трое фантастические парни. Если кто-то из вас захочет поступать в Мэдисон, дайте знать. Я поддержу вашу кандидатуру. Под вечер, сразу после ужина, она зашла к дяде Солу и тете Аните. Я сидел под тентом один и читал. При виде ее сердце мое заколотилось. – Привет, Маркикетик, – сказала она, садясь рядом. – Привет, Александра. – Вы так и уедете, не попрощавшись? – Мы недавно заходили, тебя не было. Она улыбнулась и пристально посмотрела на меня своими серо-зелеными миндалевидными глазами. – Я тут подумала, может, куда-нибудь сходим вечером? – предложила она. Во мне поднялась огромная волна восторга. – Ладно, – ответил я с плохо скрытым волнением. Я взглянул ей прямо в глаза, мне показалось, что она сейчас скажет что-то очень важное. Но она лишь спросила: – Позовешь Вуди с Гиллелем или подождем до завтра? Мы отправились в бар на главной улице, там была свободная сцена, где выступали все местные музыканты. Надо было просто сообщить имя бармену, и распорядитель по очереди вызывал участников. Едва мы вышли из дому, как Гиллель, пытаясь произвести впечатление на Александру, стал строить из себя всезнайку. Распустил хвост и вылил на нас целый ушат речей и сведений. Мне хотелось съездить ему по физиономии; на счастье, музыка в баре заглушила его голос, и ему пришлось умолкнуть. Мы послушали первую группу. Потом на сцену вызвали какого-то юношу, он спел несколько поп-композиций, аккомпанируя себе на рояле. Трое парней, сидевших у нас за спиной, освистали его. – Вы не могли бы вести себя повежливей, – обратилась к ним Александра. В ответ донеслось грязное ругательство. Вуди, обернувшись, зарычал: – Вы что-то сказали, козлы? – Нарываешься? – отозвался один из них. В мгновение ока Вуди вскочил и, невзирая на мольбы Александры, схватил парня за руку и резким жестом вывернул ее. – Пойдем выйдем? – спросил Вуди. Дрался он классно. Настоящий лев. – Отпусти его, – приказала Александра, решительно бросаясь к ним и отпихивая Вуди обеими руками. |