Книга Видящий. Лестница в небо, страница 94 – Алексей Федорочев

— Паи, может, и продал, а лицензия на вас двоих осталась оформлена. И с немцами у нас как на грех отношения обострились, что-то там в верхах не поделили опять. Не хочешь мне свои права передать? Гавриленков разворачивается, но мощностей у него пока не хватает, а вот я бы вложился.

— Мм, а можно мне подумать немного?

— Продешевить боишься? Не переживай, цену я справедливую дам.

— Не то чтобы боюсь, просто с Гавриленковым мы в свое время не очень хорошо расстались, а вот потом оказалось, что зря. Или не зря. Там… сложно там все, в общем.

— Я, если переживаешь так, Гавриленкова твоего трогать не буду. Мне он не конкурент, а рынка нам с ним надолго хватит.

Или сам открывай производство вместо этого вашего торгового центра.

— Я подумаю, ладно? Траты на открытие там сравнительно небольшие, производственную линию сами немцы монтируют всего за неделю. Но если с ними сейчас трудности, то даже не знаю…

— Это новую лицензию оформить сейчас сложно, а по старым контрактам они все исполняют. Подумай, только недолго.

Если долго думать будешь, то мне проще обходные пути найти.

— Неделю дайте, хорошо?

— Неделю потерплю. Как раз смету примерно прикинем.

После таких хороших новостей и зеленые сопли пошли на ура. И вполне съедобные оказались, несмотря на мерзкий вид. Разволновавшийся Черный, тянувший до этого энергию непрерывным потоком, тоже постепенно успокоился и перестал давить на мой многострадальный организм. Кстати, я заметил интересную особенность: зацепившись за меня как за донора, Борис непроизвольно формировал устойчивый канал, и к другим уже не «присасывался», так что окружающие даже не замечали особенностей гасителя. С одной стороны, хорошо: переговоры он провел замечательно, а отец ему скидки на родство не давал никакой, я бы, например, вряд ли так смог; но с другой стороны, в каких-то сложных ситуациях дополнительная нагрузка на мой источник могла выйти боком. Это обстоятельство никоим образом не влияло на наши отношения, просто отметил факт как потенциально для меня опасный.

— Что за стеклопакеты? — насел на меня Борис на обратном пути.

Пришлось рассказывать и рисовать. Описывая преимущества, почувствовал себя прямо-таки рекламным агентом. Но ведь не врал, действительно удобная вещь.

— А почему раньше не рассказывал?

— Борь, я думал, что все Гавриленкову продал, даже не вспоминал о лицензии.

— Договор с Гавриленковым тоже покажешь, я посмотрю, что ты ему напродавал. Но если это такая классная вещь, не вздумай отцу продавать, сами производство откроем!

— Борь, ну ты же сам видишь: из меня коммерсант — как из дерьма пуля. Не по этой я части!

— Ты, главное, при отце такого не ляпни! Вмиг все уважение потеряешь, — строго предупредил он, аккуратно собирая исчерканные бумажки.

— Ну за тупого-то меня не держи! Я, если ты обратил внимание, вообще в ваши переговоры почти не лез, — возмутился я.

— Вот и продолжай так же. Когда помалкиваешь, тебя ни за что от умного не отличить! А для остального у тебя я есть. Ох и развернемся! Твои идеи — мое исполнение!.. Отца потесним!

— Особо-то рот не разевай! Без поддержки Льва Романовича нас мигом схарчат!

— Нас, одноклассников Сергея Гагарина и Ларисы Морозовой? Друзей Задунайских? Кстати, на рождественский бал у них костюм заготовил?

— Не хочу я к ним идти!

— А придется! Звание друга семьи, думаешь, просто так дают? Меня вот, несмотря на участие, так не назвали!

— Так ты и знаком с ними поменьше.

— Не скажи! Это ты у нас везунчик, принцесс из неприятностей вызволяешь, а вот я только раз сподобился, и то не сам. Хотя деньги — это тоже неплохо! Особенно такие! — Борис, довольный успехами сегодняшнего дня, во всем видел положительные стороны.

— Разовое явление; считай, джекпот сорвали. Сомневаюсь, что еще раз на такое нарвемся, — пытаюсь приземлить друга.

— С тобой?! Да ты ходячий магнит для всего! И что характерно, все на пользу себе оборачиваешь! Что? Скажешь, не так?

— Ага! Блин, ты еще про китаянок не знаешь!

— О!.. Что не так с нашей прекрасной троицей? — Черный, скакавший до этого по каюте, уселся напротив, всем видом демонстрируя интерес.

Пришлось исповедоваться в грехах. Несмотря на возраст, Борис чисто по-житейски гораздо чаще оказывался мудрее меня, так что наша дружба вовсе не была мне в тягость, как я опасался изначально. А его советы неоднократно приходились ко двору, все-таки воспитание много значило для этого мира.

— Дети… Да уж, вляпался так вляпался.

— Думаешь, сам не вижу? — зло отреагировал я на комментарий — это я и без него знал.

— Видишь, не сомневаюсь. Только тебе-то что, у тебя детей сколько угодно может быть, это у меня с этим проблемы! — Был у Черного пунктик насчет детей, видимо, мозги хорошо в детстве промыли, потому что остальные сверстники вообще-то этим пока не заморачивались.

— Предлагаешь уподобиться моему отцу, забить болт на все и строгать ублюдков пачками — авось кто-нибудь да выживет? Ты меня за кого принимаешь?

— Вот где ты выражений этих нахватался, а? Как будто в припортовом борделе рос… — морщится Черный в ответ на мои перлы.

— То есть по сути ты согласен, тебя только форма подачи материала не устраивает? — продолжаю кипятиться я.

— Ничего меня не устраивает, не передергивай! Только прошу, не пори горячку, тут с холодной головой требуется подумать!

— Вообще-то и не собирался, — немного успокаиваюсь я. — Удержать я их не смогу, особо помочь — тоже. Буду пока учить китайский. До разбирательства еще четыре года, есть время подумать.

— Вот это правильно! И знаешь что… поговори-ка ты с Ваном и Ли. Неспроста они к тебе в солдаты набивались. Ты, возможно, не видишь, а мне со стороны заметнее — не вместе они с остальными.

— Хм… не обращал внимания. Но где-то ты прав: в основном Чжоу и У с ними возятся.

— Вот и присмотрись пока. А насчет рождественского маскарада — чтоб костюм был! Мне еще невесту у Задунайских искать, сам же грозился!

— Ладно-ладно, уговорил, не буду их игнорировать! Семейным счастьем друга рисковать не посмею!

Отгремело Рождество, с его торжественной службой, на которую пришлось идти, с вечерними салютами и балом-маскарадом у Задунайских. Приехал и уехал Митька, ставший скрытным и ершистым. И вроде хохмочки травил, но какой-то совсем чужой стал. Про учебу и житье-бытье он рассказывал мало, практически ничего, если шутки отбросить, разве что общеобразовательные предметы вроде математики и литературы описывал. Хотя из его обмолвок я понял, что литература там тоже весьма специфическая преподается. Провел он у мамы всего полдня, поселившись у Милославского, и больше не появлялся. Мне он объяснил все очень просто: