Книга Узы крови, страница 20 – Патриция Бриггз

Но смотрела она на меня лишь мгновение и снова повернулась к Стефану.

— Ты добровольно предлагаешь испытание Правдой?

— Да.

Кресло каким-то образом откликнулось на эти слова. Но прежде чем я смогла понять, что означает этот неожиданный всплеск энергии, молодой вампир, который продолжал раскачиваться в такт биению моего сердца, сказал:

— Правда.

Большинство вервольфов умеют отличить правду от лжи, но это основано на восприятии запаха дыхания и скорости сердцебиения, чего вампиры воспринимать не могут. Я знала, что существуют и магические способы отграничения истины от лжи. Очевидно, вампирам для этого нужна кровь.

— Говори.

По голосу Марсилии я не могла понять, надеется ли она, что Стефан оправдается.

Стефан начал с того, что в рассказе Дэниэла о жажде крови есть что-то подозрительное. Он объяснил, что, когда контакт Дэниэла вернулся, он, Стефан, надеялся узнать больше.

— Мне пришло в голову, — говорил он неторопливым тоном рассказчика, — что, если мои подозрения справедливы, мне предстоит встретиться с вампиром, способным подчинить себе другого вампира, зачаровать его. Ведь Дэниэл так молод! И я подумал, что этот вампир до того, как его обратили, был ведьмаком.

— Он показался тебе таким опасным, что ты прихватил ее, а не другого вампира?

Голос Бернарда источал презрение.

Стефан пожал плечами.

— Повторяю — я решил, что Литтлтон ведун. Ничего такого, с чем мне не приходилось бы иметь дело. Я не думал, что встречу того, с кем не справлюсь. Мерседес служила мне страховкой, но я не думал, что она понадобится.

— Да, — резко сказала Марсилия. — Расскажи нам всем, почему ты обращаешься за помощью именно к Мерседес Томпсон.

Глаза ее сузились, пальцы теребили край черной испанской шали. Я видела, что она сердится, но не понимала, из- за чего.

— Мерседес ходячая, — сказал Стефан.

Напряженность в комнате еще больше усилилась, хотя никто из вампиров не шелохнулся. Я считала, что все вампиры обо мне знают, но, очевидно, ошибалась. Возможно, Марсилия сердилась, потому что Стефан вынудил ее объявить обо мне всем остальным. Хотелось бы знать, почему я их так тревожу. Может, тогда я бы не чувствовала себя цыпленком в лисьей норе.

Мальчик рядом с Марсилией перестал раскачиваться. А когда посмотрел на меня, мне показалось, будто к моей коже приложили лед.

— Как интересно, — сказал он.

Торопливо, словно стремясь отвлечь от меня внимание мальчика, Стефан заговорил.

— Она согласилась сопровождать меня в обличье койота, чтобы вампир считал ее частью моего костюма. Я полагал, что это убережет ее, а ее частичная невосприимчивость поможет мне. Я был прав и ошибался в одно и то же время.

С этого момента его рассказ стал очень подробным. Когда он сказал, что почувствовал запах демона еще на стоянке, и это подсказало ему, что Литтлтон колдун, вмешался Бернард:

— Колдунов не существует, — сказал он.

Мальчик рядом с Марсилией покачал головой и звонким тенором, который так никогда и не станет голосом взрослого, сказал:

— Существуют. Я встречал их. Встречали все из нас, кому больше двухсот лет. И будет очень плохо, госпожа, если один из нас окажется колдуном.

Ответом на слова мальчика стала тяжелая пауза, но я не понимала, что она означает.

— Пожалуйста, продолжай, — сказала наконец Марсилия.

Стефан повиновался. Когда мы вошли в отель, он уже знал, что все в нем мертвы. Поэтому он и нашел Литтлтона так быстро: только в одном номере еще оставался кто-то живой. О женщине в ванной Стефан узнал раньше меня. По-видимому, чутье вампира острее моего.

Я думала, что Стефан прервет рассказ в том месте, где Литтлтон остановил его и изменил воспоминания, но нет. Он продолжал рассказывать так, словно его ложные воспоминания были истинными, пока мальчик рядом с Марсилией не сказал:

— Подожди.

Стефан замолчал.

Мальчик наклонил голову и закрыл глаза, негромко гудя. Наконец, не открывая глаз, он сказал:

— Это то, что ты помнишь, но ты этому не веришь.

— Да, — согласился Стефан.

— Как это понимать? — спросил Бернард. У меня сложилось впечатление, что Бернард Стефану вовсе не друг. — Зачем садиться в кресло, если собираешься лгать?

— Он не лжет. — Мальчик подался вперед. — Продолжай. Расскажи нам все, как ты помнишь.

— Как я помню, — согласился Стефан и продолжил. То, что он помнил о смерти горничной, было хуже того, что он рассказал нам утром, даже хуже моих воспоминаний. В его версии убийцей был он, и он купался в крови и смерти этой женщины. Казалось, ему трудно припомнить любое из этих мгновений. Я предпочла бы краткое изложение, которое он представил нам раньше. Некоторые вызванные им образы были слишком близки к моим кошмарам.

Он умолк. Марсилия смотрела на него, постукивая пальцами по ручке кресла; остальное ее тело оставалось совершенно неподвижным.

— Таковы твои воспоминания о том, что случилось, хотя Вольфи говорит, что ты сам им не веришь. Значит, мы должны поверить в то, что колдун вмешался в твои воспоминания, как и в случае с Дэниэлом? Ты, так и не смирившийся пред твоим создателем, считаешь, что только что созданный вампир, прошу прощения, колдун способен держать тебя в плену?

Бернард добавил:

— И почему он не наделил тебя воспоминаниями о других людях, погибших в отеле? Если бы он хотел возложить вину на тебя, то, конечно, мог бы приписать тебе и эти убийства.

Стефан наклонил голову и задумчиво ответил:

— Не знаю, почему он не внушил мне воспоминания о других убитых. Может, я для этого должен был присутствовать при их смерти. У нас есть другие доказательства его способности вторгаться в память вампира. Я бы хотел, чтобы заговорил Дэниэл.

Глаза Марсилии превратились в узкие щелки, но она кивнула.

Стефан осторожно снял руки с подлокотников кресла. Медные шипы почернели от его крови.

Андре прошел вперед и опустил слишком худое тело Дэниэла в кресло на место Стефана. Дэниэл свернулся тугим клубком, убрав руки подальше от подлокотников и выставив плечо, когда Стефан попытался коснуться его.

— Андре? — спросил Стефан.

Андре бросил на него неприязненный взгляд, но повернулся к Дэниэлу.

— Дэниэл, ты должен сесть как подобает в Кресле Вопрошения.

Молодой вампир заплакал. Движениями артритного старика он выпрямился в кресле. И дважды пытался поднять руки, пока сам Андре не взял их и не насадил на шипы. Дэниэл задрожал.

— Он слишком слаб для этого, — сказал Андре Стефану.