Онлайн книга «Сегодня – позавчера. Испытание огнем»
|
Я разложил каменные буханки на печи. Поставили на огонь ведро с водой. Всё население избы расселось перед буханками, как перед телевизором, взгляд не отрывали. Я вздохнул: – Мужики, я отлучусь ненадолго. Никого не впускать, никого не отпускать. Если кто хлеб хоть тронет, порежу на ремни. Я сбегал к конвоирам за своим мешком. Сержант, наклонившись, спросил: – Помочь? Подстраховать? – Не мешать. Чем быстрее этот нарыв прорвётся, тем лучше. – Сегодня жди. Если сегодня не решатся, больше у них до самого фронта случая не будет. И Брасень это знает. – Главарь их? – Ага. В законе вор. Авторитетный. – Зачем вызвался? Законным вроде как западло служить. – То-то и оно. Глаз и глаз за таким. – А Сивый? – Сивый – ширма. Главарь – Брасень. Я поблагодарил и поволок свой тяжеленный тюк в хату. Ночь. Темно. Если бы не снег под ногами, вообще ничего бы не было видно. А так я ещё на подходе заметил тень, достал ствол. – Не стреляй, – раздался голос Ивана. – Чего ты? – К тебе пришёл. А они не пускают. – Правильно делают. С чем пришёл? – Тебя ночью убивать будут. – Пытаться. Ключевое слово «пытаться» ты забыл. Я уже сам докумекал. Тебе-то что с этого? – Я отказался участвовать. Меня пайки лишили и из избы выставили. – А, обиженный и оскорблённый. Понятно. – Ничего тебе не понятно, – Иван вдруг разозлился, но взял себя в руки, умолк. – Ладно, казачок. А ты не засланный казачок, а? Во сне меня ножичком… Я слышал, ножи ты любишь. – Да пошёл ты! – Иван развернулся и похрустел снегом от меня. – Постой. Ладно, не психуй. И чего ты такой нервный? Спокойнее надо. От этого все твои беды. Надо учиться контролировать свои эмоции. Умел бы – не попался бы. Месть – блюдо, которое подают холодным. Пошли в дом. Не та погода, чтобы разговоры разговаривать. Как только подошли к двери, она открылась – слушали, получается. Зашёл, скинул тюк, оглядел людей, печь с хлебом, только потом убрал браунинг в карман. В ведро засыпал заварки – пусть варится, будет казаться, что чай крепче, нарезал хлеб на равные куски, на каждый положил по тонкому слою сала под общие вздохи и шлепки падающей на пол слюны, по жребию распределили. С отсутствующими глазами народ основательно пережёвывал ужин. – Курить в хате запрещаю – сгорим на хрен! Курить на улице. И ещё. Сегодня упыри лагерные меня резать придут. Как начнётся карусель, всем щемиться в тот угол. А то попадёте под раздачу. Всё понятно? Они начали дружно меня убеждать, что за меня любому глотку порвут, но я быстро осадил их: – Вы мне только мешать будете. Сидите в углу и сопите в две дырочки. Я сам с этими пародиями на людей управлюсь. Ага, мне бы эту напускную уверенность да внутрь. Пальцы холодеют, сердце замирает. В темноте скинул полушубок – изба уже хорошо протопилась – и поверх ватника надел «доспех» – пусть пробуют прорезать. Вместо шапки надел связанный матерью Кадета из светлой шерсти подшлемник – привычную для людей моего поколения вязаную шапку. Моя только была как у омоновцев – с маской и прорезями для глаз и рта, закрывала всю голову целиком. – Чего ты, Вань? – спросил я подползшего по соломе Ивана. – Это правда, что про вас рассказывают? – Про кого про нас? – А как ваше имя? – «И имя им – легион». Это ты меня, что ли, на «вы»? Вот уж зря. Ты не смотри, что рожа в шрамах и щетина седая. Это я пережил больше положенного. Я не старше тебя. А тому, что люди балакают, не верь. – Ты танки взрывал? – Взрывал. Да танк взорвать не сложно. Сложно после этого живым остаться. – А самолёты? – Один. Случайно. Уж очень он наглый был. Прямо так и просил себе в брюхо пулемётный диск. Не удержался. Прописал ему лекарство от наглости. – Помогло? – Аллергия у него на свинец оказалась. Пациента спасти не удалось. – Говорят, ты немцу лицо обглодал. – Блин, да что же это такое? Спи на хрен! Да, я немцев пачками на обед и ужин ел! Самолёты сбивал мощной струёй мочи, а танки жёг выхлопными газами после горохового супа. Мощным пердежом заодно удушил полк пехоты. Не было ничего. Спи! Иван замолк, обиделся. Его проблемы. Я думал, от нервяка не усну. Как же! Срубился сразу. Разбудил меня грохот пустого ведра, выставленного у двери, и мат. – Вали его, суку! Я сразу оказался на ногах, в затылке опять зажгло – накатила волна адреналина и «ярости». Два шага разбега, и я встретил первого гостя прямым ударом ноги в живот. Я совсем забыл – валенки ни разу не сапоги. И хотя гостя снесло из дверей как пушкой, я тут же понял, что мой любимый бой ногами не выйдет. Справа встал Иван, слева ещё кто-то. В руке Ивана блеснул нож. – Никого не мочить! – рявкнул я. Иван завис ненадолго, но нож убрал. Ночные визитёры, наконец, разобрались с препятствием в двери и полезли. Я заревел, как раненный в пах бык, и кинулся на них. Одному в челюсть левым локтем, другому в нос кулаком, боднул лбом в лицо третьего и оказался на улице, закрыв своим телом дверь в избу. Я очень высоко оценил готовность ребят пострадать за меня, но у меня «ярость берсерка» и «доспех», а у них – ничего. В этой драке им делать нечего. А вот я изрядно отвёл душу! Через несколько минут на ногах стояли только я и Брасень с заточкой в руке и явным сомнением на лице. Все его подручные были вооружены ножами, шилами и другими колюще-режущими предметами. Это им не помогло. Я повырубал всех. – Что, Брасень, ссышь, когда страшно? Он зарычал и кинулся. Я увернулся, ударил, не попал, увернулся, опять не попал, заточка ударила меня в корпус справа – ага, в печень целил. А вот тебе сюрприз! Брасень на мгновение оцепенел от удивления, что заточка не вошла в тело, а застряла, и тут же схлопотал локтём в лицо. Я присел рядом с ним, приставил его же заточку к правому веку. – Что же делать мне с тобой, упырь? Брасень молчал. – В одном прайде не может быть двух альфа-самцов. Один из нас должен уйти. А из штрафроты уходят только вперёд ногами. – Ну, так давай, чего ты ждёшь?! – Скажи мне, вор, зачем ты на фронт пришёл? Поперёк закона пошёл. Тебя теперь раскоронуют. Станешь ты обычным мужиком. Не обидно? – Не твоё дело, красножопый! Не поймёшь ты. – А ты попробуй. Или ты к «цивилизованным» немцам решил переметнуться? |