Онлайн книга «Сегодня – позавчера. Испытание огнем»
|
– Да он!.. – Читай сама. Вишь, как красиво расписано. Ладно. Пора мне. Иди в дом, простынешь ещё. Я ждал его. У его машины. Японец С класса. Ничё так. А стоянка эта, кстати, не оборудована видеонаблюдением. Но я всё равно шлем не стал снимать. А рядом с его машиной удачно стоял «уазик». Я проколол все четыре колеса, сигнализация не сработала. Пришлось монтировкой высадить лобовое стекло. Вот тогда она и взвыла. Я отошёл за УАЗ. Летит, летит, причитает. Встретил его подсечкой, свалил и стал бить. Больно, методично. По мягким тканям, по суставам, по почкам-печенкам, не трогая лицо. – За что? – разобрал я среди его криков. Я наклонился к нему и прямо сквозь затемнённое стекло шлема спросил: – Приятно? – Нет, не надо! – А женщин бить и насиловать приятно? – Нет, вы ошиблись, я никого не насиловал! Я отходил его ногами. – Вспомнил? – Она сама! – завизжал он. – Сама! Ей так нравится! Тут я засомневался – а мы вообще об одной и той же думаем? – Кому нравится? Как её имя? Он назвал. Нет, та самая. Теперь я бил этого борова с максимальной жестокостью, на которую был способен. Пока не вырубил. Потом сел на скутер и уехал. Скутер бросил, джинсовку и джинсы снял и положил в пакет, пошёл в шортах и майке к своему скутеру. Пакет выбросил в мусорный бак через пару кварталов. И уехал на речку искупаться и успокоиться – после драки у меня всегда руки трясутся. Пока обсыхал на берегу, думал – вот надо оно мне было? Ещё и прихватят за нанесение вреда здоровью. Но уж больно он меня взбесил. Такой весь правильный, хороший, а бабу регулярно насилует. Ладно бы просто склонил к сожительству, но ему же надо, чтобы она сопротивлялась. Ему так больше нравится? Крутым себя ощущает? А с другой стороны, он что-то там блеял, что она сама. Может, и правда. Их, баб-то, не поймёшь. Они всякими бывают. А, пох, уже свершилось. Поехал на «работу». Жара спала, можно и по заборам с камерами полазить. Когда я пришёл к ним в следующий раз, они опять смотрели на меня глазами испуганных коров. – В командировку ездил, – сообщил я, ставя на стол пакет с продуктами, – как вы тут? Они переглянулись. За ужином раздавили бутылочку коньяку, малой тоже налили. Выпив, Хозяйка осмелела, задала прямой вопрос – я ли отправил в больницу её обидчика. Я, улыбнувшись, ответил, что не понимаю, о чём речь. Мать очень строго зыркнула на дочь, та юркнула в норку и больше не показалась. По утрам она уходила, меня не будила. Так должно было быть и в этот раз. Но сквозь сон я почувствовал нежные руки на своём теле, губы. Не просыпаясь, сгрёб женское тело под себя. Однако даже сквозь сонливость, наткнувшись на преграду, я почувствовал, что тела этого маловато. Должно быть мягче, мясистее. Отпрянул, открыл глаза. – Давай же, что тебе стоит?! – взвизгнула Неважно. Я сел на краю дивана, спиной к ней, накрыл её одеялом с головой. Она ревела, причитала. Потом кричала на меня, затем опять плакала, причитая, что она некрасивая настолько, что даже я побрезговал. А подруги её и так считают её бракованной. Я повернулся, сдёрнул одеяло. В этот раз она прикрылась, закрыв девичьи груди ладошками. – Девственность – сокровище. Его беречь надо. И подарить её тому, кто достоин, кто оценит. Тому самому, единственному и неповторимому. – Нет таких. – Есть. И твой где-то ходит, ждёт. И если ты пойдёшь на поводу своих падших подруг, то когда он встретит тебя, он пройдёт мимо. Зачем ему падшая? – Это сказки для маленьких девочек. Жизнь – дерьмо. – Дерьмовые люди, чтобы не чувствовать своей вони, стараются вымазать в дерьме всё, что ещё не вымазано. Когда все воняют – никто не воняет. – Всё ты врёшь! Ты просто побрезговал. Неужели тебе не хочется целки? – Нет, не побрезговал. Без одежды ты симпатичнее. Но не для меня. А целка… Уже было. Я тебе не сказку рассказал, а реальную историю. Мою и моей жены. – А что ж ты тогда тут делаешь? – ехидно спросила она. – Мою жену убили. Я мщу. Больше ни о чём не спрашивай. – Убили? Прости, я не знала. – Понимаю. – А моя мать? – Тебе честно или соврать? Правда ранит. – Значит, с матерью – это на время? – Да. – А она – всерьёз. – Мне жаль. Я встал, не одеваясь, сходил на кухню, поставил на огонь чайник. Когда я вернулся, она лежала на боку, свернувшись калачиком, смотрела в спинку дивана. Услышав мои шаги, она посмотрела на меня, вернее, на мою готовность к «бою». – Ты хочешь меня, – констатировала она. – Значит, я не страшная? – Ты симпатичная. – Между нами что-то могло бы быть? – Могло, но не будет. – А если я не буду целкой? – Не будет. Тебе ещё жизнь строить, а я уже пропащий. Не стоит. – А я хочу. – Перехочешь. Чайник закипел, засвистел. – Кофе будешь? – спросил я, натягивая штаны. – Буду. Она пришла на кухню в чём мать родила. Вот ведь оторва! Измором меня решила взять? – Решила не мытьём, так катаньем? – спросил я её. Она улыбнулась: – А вдруг? – Если ты продолжишь в подобном ключе, ты меня больше не увидишь. Она уставилась на меня. О чём она там думала, я не знаю, но спросила: – Мне одеться? – Сиди уж. Мне приятно, в конце концов. Но о нас даже не думай. Пей, остынет. Молча пили кофе. – Гош, я правда не страшная? – Правда. – А почему?.. – она замолчала, слова застряли в её горле, а слёзы выступили из глаз. – Вопрос поставлен не так, потому и не можешь найти ответа. Вопрос – кто? И зачем им это нужно. Она задумалась. – Может, тебя гнобят не потому, что ты хуже, а потому что они – полный отстой? – убеждал я. – А если они отстой, стоит ли плакать? Тебе не всё равно, что о тебе подумает свинья? Или ты думала, что став шалавой, избежишь унижений? Нет, всё только усилится. Они не будут с тобой дружить. На дружбу способны только люди, способные осознать правду. А б… никогда правды не видят, никогда её не признают. Они живут в иллюзиях. Жизнь вне лжи их разрушает. |