Онлайн книга «Последние флибустьеры»
— Ну, жаловаться-то нам грех, — сказал Мендоса. — Эти бедные чертенята рассчитывали добраться до американского берега дня за два. Значит, нам этого запаса хватит на неделю, даже если мы не будем экономить… В путь? — В путь, — согласился Буттафуоко, усаживаясь на корме. Гасконец уселся в средней части шлюпки, тогда как баск отправился на носовую банку. [53] Шлюпка медленно покинула это место, усеянное обломками, и направилась на запад. Среди продуктов баск нашел буссоль, тщательно завернутую в чистую тряпку, и принялся определять курс, хотя бы приблизительно. Три или четыре часа шлюпка продвигалась вперед от мощных гребков гасконца и баска, легко справляясь с накатывавшимися время от времени океанскими волнами, но потом гребцы сдались. — Я предпочел бы наносить уколы своей драгинассой, — признался гасконец, скидывая куртку и камзол. — А я — шпагой, — вторил ему баск. — Что-то стал я плохим моряком. — Ошибаешься, дружище: ты просто постарел. — Хотел бы я посмотреть, как ты будешь танцевать перед моей шпагой. — Tonnerre!.. Драгинасса гасконца никогда не пересечет Бискайский залив из опасения поранить более или менее близких братьев, — серьезно сказал дон Баррехо. — Или из опасения дать стрекача? — пошутил баск. — Гасконцы погибают на поле брани, но никогда не спасаются бегством. — Даже когда они получают смертельный удар в голову, гасконцы продолжают держаться, — вступил в разговор Буттафуоко. — Нет, сеньор, потому что если человек мертв, он никогда не признается, что был убит более искусным соперником, чем он сам. По крайней мере, так считают в великой Гаскони. — В стране, которая ни в чем не сравнится с Бискайей и представляет собой всего лишь маленький французский департамент! — Какое значение имеет размер страны, если мы великий народ? А потом, видишь ли, мой дорогой баск… Сильнейший толчок потряс шлюпку и прервал его слова, лодка качнулась и даже зачерпнула воды. — Мы на что-то наткнулись? — вскочил на ноги Буттафуоко. — Или на кого-то, сеньор? — спросил баск. — Но с этой стороны нет скелетов. — На какой-нибудь обломок каравеллы, дружище Мендоса. — Но ведь мы уже далеко от места взрыва. И в этот момент они почувствовали новый толчок. Он был таким неожиданным, что подбросил на ноги гасконца. — Tonnerre!.. — закричал он, хватаясь за банку, чтобы не упасть в воду. — Не океанский ли дьявол играет с нами? Мендоса перевесился через борт и внимательно всмотрелся в воду. Сначала он ничего не видел, потом стал различать крупные фосфоресцирующие полосы, зигзагами расходившиеся во всех направлениях. — Черт возьми!.. — воскликнул он. — Теперь я знаю, кто нас беспокоит. Потом он повернулся к гасконцу, уже успевшему восстановить равновесие, и сказал: — Вот превосходный случай испытать, остра ли твоя драгинасса и крепка ли твоя рука. — Надо нанести удар? — крикнул дон Баррехо, хватаясь за шпагу. — Нет, мне кажется, надо сделать кое-что другое. — Против кого? — спросил Буттафуоко. — Мы оказались посреди стаи акул-молотов, сеньор, — ответил баск. — И они пытаются перевернуть шлюпку? — Они не столь велики, как charcharias, [54] но все же достигают четырех-пяти метров в длину, а пасти у них такие, что от одного взгляда на них бросает в дрожь. — Стало быть, положение становится серьезным, — сказал дон Баррехо. — Может быть, даже более серьезным, чем ты думаешь, потому что шлюпка наша отнюдь не тяжелая, а обшивка ее такая старая, что просто не выдержит мощного удара хвостом. — Я бы сказал, что душа нашего приятеля Пфиффера наслала сюда акул, чтобы отомстить нам. Несмотря на всю серьезность положения, Буттафуоко и Мендоса не смогли сдержать улыбки. — Нечего смеяться, — сказал шутник. — Я ведь всегда говорил, что этот Пфиффер каким-то образом породнился с дьяволом. Ой!.. Вы хотите подбросить нас в воздух? Подумайте о том, что у меня слишком длинные ноги, чтобы удержать равновесие на этой посудине, и о том, что я никогда не был моряком. Третий толчок подбросил один борт шлюпки, и она наклонилась чуть ли не до самой воды. А что бы было, если бы в этот момент пришла длинная океанская волна? Но, к счастью, Тихий океан рождает такие волны с достаточно большими интервалами. — К оружию, друзья! Нам придется дать настоящее сражение, если мы не хотим пойти на ужин этим чертовым акулам, — сказал Мендоса. — Сейчас я накажу этих нахалов! — раззадоривал себя гасконец. — Смотри, не свались в воду — тогда уж никто тебя не спасет, даже драгинасса не поможет. Вокруг нас кружится, наверно, с десяток этих тварей. — Десять уколов шпаги, и все будет кончено, — ответил гасконец. Они расселись по банкам, стараясь как можно лучше уравновесить шлюпку, и принялись беспорядочно тыкать шпагами с обоих бортов. Однако акулы, казалось, не имели никакой охоты сразу же испробовать остроту клинков, потому как упорно держались на глубине. Только время от времени одна из них быстро приближалась к шлюпке, оставляя за собой фосфоресцирующий след, толкала ее большой, мощной головой в форме молота и быстро перемещалась по другую сторону киля, чтобы трое дуэлянтов не успели ее поразить. — Да разве это сражение? — спросил дон Баррехо, нанеся безо всякой пользы десятка три уколов: он лишь обрызгал своих друзей. — В Гаскони так не бьются. — Пошли им письмо с вызовом на дуэль и предложи являться по одной, — сказал Мендоса. — Никак не могу увидеть ни одну из этих тварей. — Рассвет близок, тогда ты сможешь на них полюбоваться. — Правда, что они уродливы? — Ну нет, я бы даже назвал их симпатичными: с этим своим молоточком, по краям которого расположены глазки, от одного взгляда которых тебе становится плохо… — И ты называешь их симпатичными, плут!.. А!.. Вот одна приближается!.. Попадешься ты мне — разрублю на двое!.. Фосфоресцирующая полоска, нацеленная прямо на шлюпку, приближалась с молниеносной быстротой. Дон Баррехо обхватил драгинассу обеими руками и нанес по воде удар такой силы, что мог бы разрубить даже твердую скалу. И в этот раз широкий клинок не прошел мимо цели, а пришелся по спине акулы, обрубив ей спинные плавники. Акула тут же перевернулась на спину и бросилась на шлюпку, стараясь вцепиться в нее зубами. |