Книга Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 2, страница 113 – Фриц Лейбер

– Я и для Гейл сделала такую, – сказала девочка. – Но она сначала не хотела ее надевать, потому что это я помогла Одину придумать. Приревновала.

Афрейт укоризненно покачала головой, хотя думала в это время о другом.

– Вот, – продолжала Мэй, вынимая руку из-под плаща, – для вас я тоже сделала, немного побольше. И тоже с цветами. Откиньте капюшон. Вам ее, конечно, нужно носить под волосами.

Афрейт какое-то мгновение смотрела в немигающие глаза девочки. Потом откинула капюшон, нагнула голову и подняла волосы. Мэй обеими руками затянула петлю у нее на горле.

– Так и носите, – сказала она, – плотно, но не туго. В это время к ним подошел Гронигер, неся три миски и небольшой котелок с похлебкой. Мэй и ему рассказала про петли.

– Чудеснейшая мысль! – вскинув брови, сказал он с широкой улыбкой. – В самый раз для минголов, чтобы они поняли, что их здесь ждет. И песня, которой нас научил маленький капитан, тоже замечательная, правда?

Афрейт бросила на Гронигера косой взгляд и кивнула.

– Да, – сказала она, – слова прекрасные. Гронигер ответил ей таким же взглядом.

– Да, слова прекрасные. Мэй сказала:

– Жаль, что я его не слышала. Гронигер раздал им миски и быстро налил густой, дымящейся похлебки. Мэй сказала:

– Я отнесу Гейл ее миску.

Гронигер же грубовато буркнул Афрейт:

– Ешьте, пока не остыло. Потом немножко отдохните. Пойдем дальше, когда луна поднимется, хорошо?

Афрейт кивнула, и он, напыжась, зашагал прочь, весело напевая песню, под которую они весь день маршировали, – песню Мышелова, или, вернее, Локи.

Афрейт сдвинула брови. Сколь она помнила Гронигера, он всегда был человеком трезвым и довольно вялым, но сейчас в нем появилось что-то шутовское. Можно даже сказать, чудовищно-шутовское. Она медленно покачала головой. Это появилось во всех жителях Льдистого – какая-то грубость, хвастливость и даже нелепость. Но, может быть, это усталость, сказала она себе, заставляет ее видеть все в искаженном и преувеличенном виде.

Мэй вернулась, они достали ложки и принялись за еду.

– Гейл решила поесть в носилках, – через некоторое время сказала девочка. – По-моему, они с Одином что-то придумывают.

И, пожав плечами, снова заработала ложкой. Потом опять заговорила:

– Я сделаю еще петли для Мары и капитана Фафхрда. Покончив с едой, Мэй отставила миску и сказала:

– Кузина Афрейт, как по-вашему, Гронигер – тролль?

– А что это такое? – спросила Афрейт.

– Так Один его называет. Это он сказал, что Гронигер тролль.

Из носилок выпорхнула возбужденная Гейл, не забыв, однако, задернуть за собой занавески.

– Мы с Одином придумали для нас марш! – объявила она, поставив в миску Мэй свою пустую посудину. – Он говорит, что песня другого бога хороша, но у него должна быть собственная. Слушайте, сейчас я ее спою. Она короче и поется быстрее. – Девочка сдвинула бровки и пояснила:

– Как бой барабана.

И притопывая ногой, она запела:

– Марш, марш – по Гибельной земле. Марш, марш – смерть по всей земле. Смерть! Убей мингола. Смерть! Умри героем. Славная смерть! Смерть! Смерть!

С каждым словом голос ее становился все громче.

– Славная смерть? – переспросила Афрейт.

– Да. Давай, Мэй, пой со мной.

– Что-то мне неохота.

– Ну давай же. Я ведь ношу твою петлю? Один говорит, мы все должны петь эту песню.

Пока девочки повторяли со все возраставшим энтузиазмом своими тонкими голосками новую песню, к ним подошли Гронигер и еще один островитянин.

– Хорошо, – сказал Гронигер, собирая миски. – Славная смерть – это хорошо.

– Мне тоже нравится, – согласился его спутник. – Смерть! – убей мингола! – повторил он восторженно. И они отошли, громко распевая новый марш. Стемнело. Ветер все дул. Девочки наконец затихли. Мэй сказала:

– Холодно. Бог замерзнет. Гейл, пошли-ка лучше к нему. Вам тут удобно, кузина Афрейт?

– Удобно.

Они удалились и задернули за собой занавески. Немного погодя Мэй высунула голову и окликнула Афрейт:

– Бог зовет вас к нам.

Афрейт затаила дыхание. И, как могла, спокойно ответила:

– Поблагодари бога, но скажи ему, что я останусь здесь.., на страже.

– Хорошо, – сказала Мэй и снова опустила занавески. Афрейт стиснула под плащом руки. Она никому не могла признаться, даже Сиф, что Один с некоторого времени начал постепенно таять. Она его уже почти не видела. Голос еще слышала, но и тот все более слабел и походил на шелест ветра. Когда они с Сиф давним весенним днем нашли своих двух богов, Один казался вполне материальным. Он был так близок к смерти тогда, и она так старалась его спасти! Преисполнилась к нему такого обожания, словно перед нею был какой-то древний герой или святой, или даже ее любимый умерший отец. И когда он принялся нежно поглаживать ее, а потом с досадой (в этом можно было не сомневаться) пробормотал: «Ты старше, чем я думал» и, отодвинувшись, уснул, обожание ее несколько потускнело, замутненное страхом и неприязнью. Она додумалась привести к нему девочек (чудовищный поступок? Возможно…), "после чего все как будто наладилось, и она могла распоряжаться, держась в стороне.

Потом было много чего – полная треволнений поездка в Ланкмар, страшная ледяная магия Кхахкта, минголы, появление Мышелова и Фафхрда, принесшее с собою новые треволнения, и подтверждение сходства Фафхрда с Одином – что же случилось такого, что бог Один начал таять и голос его обратился в шепот? Этого она не понимала, знала только, что страдает и сбита с толку – и войти к богу этим вечером не может. (Наверно, она и впрямь чудовище.).

Тут она ощутила острую боль в шее и сообразила, что в душевном смятении задела нечаянно свободный конец петли, тем самым ее затянув. Она расслабила петлю и заставила себя успокоиться. Уже совершенно стемнело. Над Адовой горой и Мрачным было теперь хорошо видно слабое свечение. До девушки доносились обрывки разговоров, смех, пение – новая песня пришлась всем по вкусу. Стало очень холодно, но она не шевелилась. Восток озарился серебристым сиянием, и наконец из-за горизонта медленно выплыла полная луна.

В лагере началось движение, вскоре подошли носильщики и подняли виселицу. Афрейт встала, разминая затекшие мышцы, потопала онемевшими ногами, и все снова двинулись на запад меж скал, посеребренных луною, вскинув на плечи свое гротескное оружие и не забыв две ноши побольше. Кое-кто уже хромал (ведь это были рыбаки, не привыкшие к ходьбе), но под новый марш Одина они шагали весьма резво, поеживаясь от ветра, который дул теперь с востока сильно и устойчиво.

***

В туннеле становилось все теплее, и только Фафхрд поджег второй факел от догорающего огрызка, как проход вывел его в столь огромную пещеру, что свет, который он нес, совершенно в ней растворился. Брошенный остаток факела ударился о камень, на звук этот где-то вдалеке откликнулось слабое эхо, и Фафхрд, остановившись, посмотрел вверх и по сторонам. Вскоре он разглядел множество мелких искорок – это сверкала, отражая свет факела, слюда, покрывавшая стены, – и посреди пещеры кривоватую, тоже отблескивавшую слюдой, каменную колонну, на вершине которой белело что-то маленькое, привлекшее его взгляд. Тут под сводами пещеры кто-то хлопнул огромными крыльями, потом еще раз – словно во тьме наверху кружил гигантский гриф.