Книга Убийства на фоне глянца, страница 45 – Алисия Хименес Бартлетт

С тех пор я живу в вечном страхе, что некто, выйдя из тени, снова начнет угрожать мне. Кроме того, я не могу и дальше выносить душевные муки, вызванные мыслью, что я был косвенной причиной гибели Росарио.

Все это невыносимым грузом легло на мои плечи, и у меня нет сил на то, чтобы сделать признание моей супруге или полиции. С учетом должности, которую я занимаю, скандал был бы особенно громким. Еще один грех – самоубийство. Я намерен лишить себя дарованной мне Создателем жизни, но это будет моим последним грехом. Я предстану перед Его судом, и, возможно, Он в своем бесконечном милосердии простит меня. Во всяком случае, позор и бесчестье не коснутся моей семьи и я не обреку ее на страдания.

Да простит меня Господь.

Мы молчали. Судья посмотрел на нас поверх очков.

– Это все, – сказал он. И, видя, что мы оторопело молчим, спросил: – Ну и что вы про это думаете?

Один только Гарсон собрался с духом, чтобы ответить:

– Очень хорошо написано. Можно даже подумать, будто он всю жизнь только и делал, что стрелялся.

Судья хохотнул, а затем встал:

– Я попрошу, чтобы для вас сделали копию; оригинал я должен переслать тому судье, который ведет дело этой девушки в Барселоне.

Мы вышли на улицу в таком состоянии, словно только что высидели восьмичасовой киносеанс. Молинер не мог выдавить из себя ни слова. Наконец он все-таки заговорил, но при этом обращался как будто к себе самому:

– А вдруг Вальдес убил девушку из-за каких-то их с ней разногласий, а потом…

– Хватит, хватит! Ты ведь и сам теперь убедился, что беспочвенным версиям грош цена.

Тут зазвонил его мобильник. Мы присутствовали при разговоре, но слышали только односложные реплики Молинера. Затем он коротко сообщил:

– Теперь я должен покинуть вас, со мной желают побеседовать во дворце Монклоа ^[28].

– Кто?

– Председатель правительства.

Гарсон рассуждал вслух, захлебываясь от возбуждения. Только изредка он позволял себе отвлечься, чтобы сделать глоток из стоявшего перед ним стакана с пивом.

– Вы полагаете, кто-нибудь способен солгать, готовясь к самоубийству, инспектор?

– По-моему, нет.

– Если, конечно, он не хочет кого-то выгородить. А кого он стал бы выгораживать – жену, кого-то из детей, может, таинственного Лесгано, этого человека-призрака с немыслимой в нашей стране фамилией?

– Понятия не имею, сейчас у меня нет вообще никаких идей. Я не знаю даже, что нам предпринять в самое ближайшее время.

– В ближайшее время надо позвонить комиссару Коронасу. Комиссар, надо думать, сильно нервничает из-за смерти министра!

– Ох, перестаньте вы называть его министром. Теперь он уже никакой не министр – он вообще ничто.

– Черт, ну и настроение у вас!..

– А какое настроение у меня, по-вашему, должно быть? Тут образовался какой-то прямо дьявольский клубок, и я начинаю бояться, что нам и за пять лет его не распутать.

– Давайте подумаем, инспектор, попробуем напрячь мозги. Сейчас уже кажется очевидным – если учесть информацию, которая попала в наши руки, – что покойного министра собиралась шантажировать его любовница Росарио Кампос, но действовала она не одна. Кто мог ее направлять? Вальдес? Допустим, что он. У нас имеются серьезные основания, чтобы подозревать именно его. Как нам стало известно, у Вальдеса есть счет в Швейцарии и деньги, которые туда попадали, он мог получать, шантажируя других влиятельных лиц. Известен нам теперь и еще один факт, его сообщил Маркиз: Вальдес постоянно наводил справки о людях, гораздо более высокопоставленных, чем те, о ком он писал в своих обычных журнальных колонках.

– Хорошо, хорошо, согласна, но где же Вальдес собирался публиковать добытые сведения – а ведь он должен был угрожать именно их публикацией, – если ни один из главных редакторов, с которыми он сотрудничал, на это ни в коем случае не согласился бы?

– Инспектор, простите, но мы же с вами не совсем тупые. Да, скорее всего, он не смог бы опубликовать их, но запросто продал бы какому-нибудь журналисту из желтой прессы – из тех, что как раз политикой и занимаются, политикой и прочими темами такого уровня.

Я молчала. Младший инспектор был прав. Но даже если его версия и звучала правдоподобно, она не объясняла убийств. Когда я высказала ему свои сомнения, он с ними не согласился:

– Да, по всем пунктам не объясняет, зато дает новые направления для поисков. Мне хорошо известно, что вы всегда были против расследований, основанных исключительно на догадках, но признайте: мы не должны игнорировать те очевидные факты, которые попали в наше распоряжение.

– Не хватает связующих звеньев.

– Мы их отыщем, Петра, к тому же не в первый раз нам приходится двигаться практически вслепую.

– Все, кто хоть как-то связан с этим делом, уплывают из наших рук.

– Тем проще нам будет, останется только один человек – преступник.

– А скажите, Фермин, вас никогда и ничто не выбивает из седла?

– Почему же, я тоже иногда скисаю, однако умею с этим справляться. Но чтобы я совсем сложил оружие – это никогда. Как, впрочем, и вы тоже, если хорошенько подумать.

– А вы знаете, что на плечах у вас сидит неплохая голова?

– То же самое мне говаривала и моя матушка, но мне всегда казалось, что она имела в виду исключительно размер. От нее похвалы-то редко можно было дождаться.

Я засмеялась:

– Хочу попросить у вас прощения, Гарсон. Боюсь, в последние дни со мной было трудновато. Кажется, из-за этого дела я нахожусь в постоянном напряжении.

– Да и я тоже.

– Но вы лучше умеете скрывать свое настроение.

– Только потому, что я старше вас.

– Это точно, намного старше.

– По крайней мере, мудрее.

– И вам удалось полностью компенсировать то, что мама вас редко хвалила.

Теперь рассмеялся Гарсон.

Когда Молинер вернулся из дворца Монклоа, мы с Гарсоном ждали его в гостиничном баре. Он явился преисполненный важности, которую не может не чувствовать человек, принятый главой правительства в своем кабинете.

– Ну и что он вам сказал? – спросил младший инспектор.

– Сдержанность и еще раз сдержанность.

– Под этим подразумевается, что вы должны помалкивать, так? – уточнил Гарсон тоном секретного агента.

– Нет, под этим подразумевается только то, что мы должны быть сдержанными. Ни слова журналистам. Они получат официальное сообщение, где будет сказано, что министр скончался от инфаркта.