
Онлайн книга «Убийства на фоне глянца»
Когда Гарсон вернулся, я сказала ему об этом, из чего он мгновенно сделал вывод: – Тогда скорее его убил не тот, кто хотел помешать распространению некой информации. Получается, что на первый план выходит мотив мести. Если только убийца не знал наверняка, что в записной книжке не содержится ничего, что могло бы его выдать. – А что интересного может содержаться в записной книжке человека, который боится даже компьютером пользоваться, чтобы никто не докопался до его секретов? – Вы забываете, что убийцей, скорее всего, был профессионал, а киллеры – люди крайне жестокие. Допустим, ему поручили именно отомстить, и тогда он уже больше ни на что не обращал внимания. Но вдруг в книжке было бы навалом важнейших сведений? – Очень в этом сомневаюсь, а теперь скажите, Гарсон, много ли вам известно про мир киллеров? Младший инспектор предпочел отшутиться: – Это не моя специальность. – Потом переключился на другую тему: – Послушайте-ка, Петра, а тут ведь ничего такого нет. – Чего нет? – Вальдес не снимал в последний месяц со своего банковского счета трех миллионов и не подписывал чека на эту сумму – ни на имя Мальофре, ни на предъявителя. – Вот это уже интересно, правда? – Выходит, и вправду задолжал. – Придется проверить. Так что поехали! – Куда? – Надо повидаться с бывшей женой Вальдеса. – Как вы думаете, она очень горюет? – А вы бы горевали? – Вряд ли. Если бы я был бывшей женой Вальдеса, я отметил бы такое событие шампанским. – Ох, напрасно вы так. Обратили внимание, какую кучу денег он переводил ей каждый месяц? – Обратил, и вправду кучу. Черт возьми! И как этому типу удавалось зарабатывать такие деньжищи, копаясь в грязи? – Как раз в грязи-то и отыскивают жемчужины! А вы не знали? – Кажется, их можно найти где угодно, только не в комиссариате! Вот вы, Петра, например, могли бы потратить три миллиона песет на новую мебель для гостиной? – Нет! Даже если бы на меня напала целая армия свирепой моли! Он метнул на меня сердитый взгляд, но, когда я рассмеялась, тоже не сдержал смеха. Бывшая жена Вальдеса жила в роскошной части Сант-Кугата, в доме с садом. Когда мы вошли, к нам кинулись два лабрадора и облизали руки. Марта Мерчан была высокой и весьма привлекательной женщиной, но на лице ее словно навсегда застыла гримаса страдания или просто дурного настроения. И тем не менее назвать ее неприятной язык бы не повернулся. Видимо, она предполагала, что мы нанесем ей визит, и отнеслась к этому как к неизбежному злу. Марта смотрела на нас с полным безразличием, и в ее глазах не сверкнуло ни искры любопытства. Гостиная, куда она нас пригласила, была обставлена в обычном для роскошного дома стиле. Хозяйка предложила нам кофе и села напротив, приготовившись скорее слушать, чем говорить. Мы заранее выяснили, что единственной наследницей всего состояния Вальдеса – не очень, кстати, внушительного – стала их дочь Ракель. При этом не осталось никаких страховок в ее пользу, так что у нас не было необходимости задавать вопросы на эту тему. В принципе, Марте Мерчан смерть Вальдеса не могла принести денежной выгоды. Под таким углом зрения она подозрений не вызывала. А если она ненавидела его? Или отношения между бывшими супругами после развода по какой-то причине стали невыносимыми? Или Вальдес преследовал ее? Я выпустила целую обойму вопросов. В ответ Марта лишь улыбнулась с подчеркнутым превосходством: – Нет, Эрнесто никогда меня не преследовал. Он вел себя хорошо. Она закурила, а мы с Гарсоном ждали, не добавит ли она еще чего-нибудь. Но, одарив нас двумя фразами, она опять улыбнулась, и улыбка ее была механической, ничего не выражающей, профессиональной. Я решила, что если она где-то и работает, то одна из ее служебных обязанностей – вечно улыбаться. – Вы работаете, Марта? – Да. Я занимаюсь пиаром в ювелирном магазине. – И тем не менее бывший муж продолжал выплачивать вам алименты. – Это для нашей дочери. Поначалу, сразу после развода, деньги стали поступать в банк на мое имя – из-за возраста девочки. А потом все так и осталось – переоформление бумаг требовало времени, и, видно, у него не дошли до этого руки, но деньги предназначались Ракели. Снова в воздухе повисло молчание, которое хозяйку дома явно не смущало. – А скажите, за эти годы у вас возникали какие-либо проблемы в отношениях с Вальдесом? – Нет, как я вам уже сказала, он вел себя хорошо. – Что вы имеете в виду? – Он платил алименты, время от времени звонил, спрашивал, как дела у дочки… После того как мы расстались, ненависти между нами не возникло. И вообще, обошлось без трагедий. Честно признаюсь, что… – Что? – Что сейчас мне труднее понять, почему я вышла за него замуж, чем почему мы развелись. Но мы могли бы еще долго жить вместе, ничего не меняя. – Позвольте спросить, что же произошло? На лице ее появилась гримаса, которая словно бы заранее умаляла важность ответа: – Понимаете… не знаю, как лучше объяснить… он все больше и больше погружался в свою работу… Кроме того… возможно, вам покажется дикостью то, что я скажу, но ведь на самом деле мы принадлежали к совсем разным социальным слоям. Мой отец был нотариусом, а его – парикмахером. Поначалу такие вещи как бы и не имеют никакого значения, но со временем… Я представила себе, что думает сейчас Гарсон. – Но врагами вы не стали. – Нет, к грехам молодости надо только так и относиться – как к грехам молодости. К беседе присоединился Гарсон, который заговорил так же бесстрастно, как и она: – Вы были в курсе каких-нибудь подробностей из повседневной жизни Вальдеса? Она покачала головой, и ее волосы, в которых отдельные пряди были окрашены в другой цвет, мягко колыхнулись. – Я всегда предпочитала не знать лишнего. Иногда видела его по телевизору. – Ну, может быть, вы со слов дочери догадались, что Эрнесто Вальдес впутался в какие-то неприятности или поменял в последнее время круг общения? – Нет, ничего подобного я не слышала. Эрнесто очень редко виделся с дочкой. И я ничего не знаю про людей, с которыми он общался. – Ваша дочь дома? В первый раз я заметила, как выражение ее лица – не то страдальческое, не то сердитое – смягчилось. – Нет, ее нет дома. Я решила, что лучше ей продолжать посещать занятия в университете, как будто ничего не случилось. – Нам придется побеседовать и с ней тоже. |