Онлайн книга «Время первых»
|
– Воздух? – обернулся Сергей Павлович к Феоктистову. – Использовано пятьдесят процентов, – сверившись с записями и показателями секундомера, доложил он. – Давайте к следующему этапу. Шаталов поднял микрофон внешней связи. – Алмазы, работаем дальше по циклограмме. * * * – Алмаз‑2, приготовиться к отходу для оценки работы вестибулярного аппарата в невесомости, – произнес Беляев. – Понял. Держась за скобу, Леонов чуть подвернул вправо корпус и плавно оттолкнулся от шлюза… Делая очередную запись в бортовом журнале, Павел бросил взгляд на панель приборов, где отражались пульс, давление, температура тела и частота дыхания Леонова. Пульс заметно участился. Перестав писать, Беляев вновь потянулся к микрофону: – Алмаз‑2, как самочувствие? Покончив с предпоследним отходом, Леонов вновь вернулся к шлюзу и с трудом ухватился за скобу. Дыхание было глубоким и учащенным. – Отличное самочувствие, – ответил он. – Готов к заключительному этапу – к съемке корабля. * * * Внимание специалистов Командного пункта по‑прежнему было приковано к мониторам и самописцам. Пожалуй, больше других в эти минуты волновался медик Евгений Карпов – заместитель начальника Государственного научно‑исследовательского и испытательного института авиационной и космической медицины. Он буквально не отходил от приборов, принимавших с орбиты зашифрованные данные о состоянии обоих космонавтов. – У Леонова резко поднимается давление, – доложил он. – Сколько? – Королев поймал на себе тревожные взгляды Шаталова и Раушенбаха. – Сто сорок на девяносто. Пульс – сто двадцать пять. Температура – тридцать семь. – Волнуется, – предположил генерал Каманин. – А кто бы на его месте не волновался?.. Взвесив все «за» и «против», Сергей Павлович подавил нараставшую тревогу и все же решил довести рабочий цикл выхода в открытый космос до финала. Как и было задумано в соответствии с программой. – Алмаз‑2, сделай несколько снимков и возвращайся на борт, – сказал он в микрофон внешней связи. – Только давай без резких движений. Потихоньку. – Есть потихоньку, – ответил космонавт. * * * Легко оттолкнувшись от шлюза, Леонов отошел в сторону на всю длину фала. После десятиминутной тренировки отход от корабля стал получаться плавным, без вращения. Повернувшись лицом к кораблю, он опять невольно залюбовался картинкой. Освещенный ярким солнцем «Восход‑2» словно висел над звездной бесконечностью. С трудом подняв правую руку, Алексей поймал корабль в видоискатель, предвкушая фантастический кадр. – Паш, ты там улыбаешься? – в шутку спросил он. – Улыбаюсь. – Снимаю. – Времени осталось мало, – поторопил товарищ. – Делай снимки, Леш, и возвращайся. – Да‑да… В это время под Леоновым проплывала сверкавшая ленточка Енисея. Он потянулся к спусковому механизму фотокамеры, чтобы сделать снимок, но… не смог его нажать. Космонавт повторил попытку. И снова безрезультатно – перчатки отказывались сгибаться. – Что?.. Что с давлением?.. – тихо пробормотал он. По лицу побежала тень. Алексей с невероятным усилием поднял руки, попробовал пошевелить пальцами. Но они едва доставали до перчаток – скафандр сильно раздуло внутренним давлением и он увеличился в своих размерах. Пытаясь исправить ситуацию, он не заметил, как его развернуло спиной к кораблю. Фал распрямился, натянулся и дернул его обратно к кораблю. Пролетая мимо шлюза, Леонов хотел ухватиться за скобу, но тщетно – пальцы снова не дотянулись до болтавшейся рукавицы. Из‑за череды неловких попыток космонавта закрутило еще сильнее и ударило спиной о корпус корабля. Услышав глухой удар, Беляев перестал делать записи в журнале. С нехорошим предчувствием он посмотрел в монитор, но товарища на черно‑белой картинке не увидел. Вместо него на маленьком экране слабо подергивался белый фал. – Алмаз‑2, у тебя все в порядке? – настороженно спроси он. Алексей на запросы не отвечал. Его бешено крутило вблизи корабля; перед защитным стеклом шлема мелькали сменяющие друг друга картинки: Земля, черная бездна космоса, борт корабля и опять Земля. Несколько раз он пытался ухватиться за скобу или поймать фал, но прерывать неуправляемый полет не получалось… * * * – Алмазы, что у вас там происходит? – сдвинул брови Королев. – Алмаз‑2 не отвечает, – доложил Беляев. – Только что слышал глухой удар по корпусу корабля, визуальный контакт с ним потерян. Покинув свое место, Сергей Павлович стремительно подошел к главному пульту связи. – Что со связью? – Все приборы исправно работают, – доложил офицер. – Технически связь с Алмазом‑2 не нарушена. Королев резко повернулся к Карпову. – Какие у него показатели? – Давление, пульс, температура – все стремительно растет, – сказал тот, не отрываясь от самописцев. Волновался и Шаталов, не выпускавший из рук микрофона радиостанции. – Алмаз, продолжайте вызывать напарника, – твердил он. – Алмаз, вызывайте напарника… – Слишком хорошо все шло, – согнувшись над своими приборами, не сдержался профессор Раушенбах. – Слишком гладко! Королев одернул: – Не каркаем! Работаем! – Прекратить вещание выхода в космос в эфир! – распорядился Каманин. – Есть!.. * * * Жены и дочери космонавтов смотрели в экран телевизора, стоящего в просторном зале квартиры Леоновых. Уже с минуту на экране вместо космонавта в скафандре на фоне черного неба дергался длинный светлый фал. – Мам, а где наш папа? – тихо спросила Вика. – Он там… Его просто не видно, – ласково ответила Светлана. Она старалась держаться, но беспокоилась за мужа все сильнее и сильнее. Внезапно трансляция из космоса резко прервалась. Вместо вяло шевелившегося фала вдруг появилось изображение сцены Большого театра. А из молчавшего доселе динамика полились разноголосые звуки настройки инструментов. Диктор буднично объявил: – Предлагаем вниманию телезрителей балет Сергея Сергеевича Прокофьева «Каменный цветок» на сцене Государственного ордена Ленина академического Большого театра СССР. |