Онлайн книга «Крик родившихся завтра»
|
– Может, она еще и мастурбирует, а мы не знаем? – Папаня, как всегда, не в курсе событий. Зажимаю рот, чтобы не прыснуть. – Вы, мужчины, вообще ничего не знаете о женщинах, – говорит Маманя. Тот редкий случай, когда она права. Глухой шлепок. – Отчет, – скрипит Дедуня, – полюбопытствуй. – Что-нибудь интересненькое? – Папаня. – Вас в школу вызывают, – отвечает Дедуня. – Одиннадцатая страница. Инцидент в туалете для девочек. Надежда, Огнивенко и Иванна. – Какая еще Иванна? – Маманя. – К вам в класс поступила новенькая. – И чем она прекрасна? – Папаня шуршит бумагой, как крыса. Ушки на макушке – у меня тот же вопрос. – Ее посадили вместе с Надеждой, – говорит Дедуня. – И еще – она… Как ни прислушиваюсь, а разобрать ничего не могу. Иногда на Дедуню находит вот так – неразборчивое бурчание. – Неужели? – Папаня спрашивает. – Это не может как-то помешать? – Ты нам скажи. – Слишком мало данных. А как со внешним наблюдением? – Без особых отклонений, – говорит Дядюн. – Шла маршрутом два дэ, заглянула в «Фрукты – овощи», кстати, опять пришлось за нее заплатить. Побывала в «Современнике». Там как раз и проживает новенькая. – Я ей каждый день даю на карманные расходы, – говорит Маманя. – Но наша японка… Глухой удар и полная тишина. Только посуда на столе дребезжит. И Дедуня: – Никогда. Слышишь? Никогда не называй ее так. Даже здесь. Даже когда ее дома нет. Никогда. – Да, Николай Иванович. Простите. Но деньги я ей даю, сами проверьте… – Кстати, – говорит Дядюн, – об этом самом. Там в витрине выставлены разные фотографии, которые Надежда очень долго разглядывала. И была там одна пара сфотографирована. В общем, вот. – Вот эта? – Дедуня. – Ага. Снимок не ахти, пришлось второпях снимать. Я и подумал… – Шеф, это что такое? – голос у Папани дрожит. – Что у нас на этот «Современник»? Кто там заправляет? Спецкомитет что-то пронюхал? – Спокойно, – отвечает Дедуня. – Я наведу справки по своим каналам. Поглядим, кто там игрища затеял. – Второго инцидента… – Второго инцидента не будет, – говорит Дедуня. – И знаешь почему? – Почему? – Потому что ты успеешь раньше. Опять они молчат. Долго. Колоколят ложечками в чашках. – И еще, – говорит Дедуня. – К нам завтра знаменитый физик приезжает, буду постоянно с ним. Извольте со всем справляться сами. – Ревизию проводить или урок вести? – спрашивает Папаня. – И то, и другое, – кряхтит Дедуня. – Многостаночник. Чуть что не так, закроет нахрен шарашкину контору. – Всё не наигрались в эту белиберду? Сколько еще нужно опровержений? – Пока деньги на это дают, столько и будем опровергать. Или доказывать. – Вы о чем? – встревает Дядюн. – Какие еще знаменитые физики? – Настолько знаменитые, что его имя тебе вряд ли что скажет. Засекреченный по самое не могу, – ворчит Дедуня. – Есть у нас вялая программа на хлипком допущении, что если контингенту дозированно давать информацию повышенной сложности, то СУР замедлится. Вроде как тонус интеллектуальной мышцы повысится. – Ха, – сказал Дядюн. – А она есть? – Что? – Интеллектуальная мышца? – У кого как, – ответил Дедуня. – Насчет всех нас я уже сомневаюсь. – Сегодня она сделала расчет, – говорит Папаня. – И мне кажется, он близок к тому… – Кажется? – Дедуня. – Дьявольщина! Именно кажется. Потому что… потому что я уже не понимаю большую часть того, что получаю! Ни черта не понимаю. Это как дошкольнику давать решать интегральные уравнения. – Ты жалуешься? Насколько мне помнится, это именно твоя идея. Дайте мне Надежду, вычислительный центр, и я переверну весь мир. Разве не твои слова, Фил? Я выбил для тебя и то, и другое, и третье. И что теперь слышу? – Шеф, вы же понимаете, с чем мы имеем дело. А у меня появляется ощущение, что сейчас застукают. Однажды такое произошло. Заслушалась и не заметила, как пришла Надежда. У нее случается. Встает среди ночи и идет. Тут как раз Дядюн вышел, на Надежду и наткнулся. Ох, и перепугался он тогда. Еще бы – черные космы висят, голое тело светится от луны, глаза закрыты. В общем, пока они суетились, я бочком в комнату. Шито-крыто. С тех пор я настороже. Поэтому на цыпочках в комнату Надежды и еще раз убеждаюсь, что спит. И обратно. – Что, если они были всегда? – Папаня говорит. – Что, если все дети – патронажные, а мы этого не замечаем, потому как вся мощь социума направлена на их подавление? Бытие определяет сознание, не разбирая, кто ты и какие у тебя способности? – А как же синдром угнетения разума? – спрашивает Дядюн. – Только не говори мне, будто взрослые умнеют, – хихикает Папаня. – Вы, Николай Иванович, про Робинзона слышали? Был в Спецкомитете такой чудак, он с идеей носился, что патронажных надо воспитывать вне общества. Где-нибудь в тайге. Без контактов с цивилизацией. – Ну-ка, ну-ка, подробнее. – Без подробностей. Я тогда в эти дела не вникал. Получал рассылку, как и все. Кажется, ему разрешили проект. Где-то в Саянах. Но потом – ничего. Хотя в этой гипотезе социальной обусловленности что-то есть. И вполне соответствует марксизму. – Скорее дарвинизму, социал-дарвинизму. – Спорьте, спорьте, – проворчал Дедуня, – а потом придет предписание посадить ее на коды. И тогда нам всем ничего не останется, как сидеть здесь на кухне и обсуждать марксизм, дарвинизм и прочий изм. Опять молчание с прихлебыванием. – Почему же она молчит? – Маманя. – Сколько можно, – говорит Дядюн. – Ты каждый раз будешь спрашивать? – Потому что я самая дура среди вас, – отвечает Маманя. – Я стираю подгузники, готовлю обед, глажу ваши трусы. Поэтому у меня и вопросы такие. Мать с дочерью должны разговаривать. – Диалектика, милочка, – говорит Папаня. – Человек, который понимает все языки, не может говорить ни на одном. По определению. Я в свое время статью публиковал в «Вестнике Спецкомитета» как раз на эту тему. Ею забивали гвозди. Эти идиоты из криптографической группы. У них в руках сверхмощный микроскоп, а они им – гвозди! – Так почему? – Маманя гнет свое. – Что почему? Ах да. Потому, что язык – структура сознания. Если ты понимаешь один язык, то можешь на нем и говорить, – патологии я не учитываю. Если ты знаешь два языка, три, то ничего не меняется, кроме усложнения структуры. Но чтобы понимать все, у тебя вообще должна отсутствовать эта структура в сознании, понимаешь? Я ведь говорю не только о языках, но и любой знаковой системе в расширительном толковании. Математика. Физика. Генетика. Что угодно. |